Подлинная история ссыльного углического колокола. Продолжение. (Л.М.Лобашков). |
| 24.01.2011 г. |
|
(Послесловие к очерку М. Пыляева “Исторические колокола”)
Продолжение. По-иному отнеслись к заявлению Соловьева в Святейшем Синоде. Там не стали долго разбираться с этим делом, даже не пытались проверить, тот ли церковный колокол находится в Тобольске, а просто доложили о просьбе угличан императору Александру III. Государь “на всеподданнейшем о сем докладе... изволил собственноручно начертать: “Я полагаю, что все-таки вернуть его обратно в город Углич можно, так как в Тобольске он совершенно не нужен и легко заменить его другим”. Святейший Синод положительно отнесся к заявлению Соловьева, конечно, неспроста. Купец этого не скрывал. В своем письме 7 октября 1891 года в Угличскую думу он сообщает: “А что мне это стоило, то в настоящее время я считаю лишним доводить до сведения думы, так как расходы по этому делу для меня были весьма обременительны”. И раньше, в августе 1891 года, он писал, что расходы “простираются до весьма солидной цифры, но благодаря тому, что обладаю собственными средствами... не прибегаю к испрошению на то у угличских граждан какого-либо вспомоществования”. И земляки, проживающие в Петербурге, писали в Угличскую думу, что “Соловьев при ходатайстве этом, два раза восходившем на рассмотрение Святейшего Синода, вовлечен был в большие расходы”. Так что не царевич Димитрий, а вполне реальные хлопоты и материальные затраты помогли Леониду Соловьеву добиться успеха. Указ о возвращении церковного колокола был получен в Угличе 27 октября 1891 года и на следующий день рассмотрен в городской думе. Думе ничего не оставалось, как объявить глубокую благодарность живущим в Петербурге угличанам и лично Л. Ф. Соловьеву за успешное ходатайство их перед Синодом и царем. Соловьев был в восторге. “С момента объявления мне высочайшей резолюции не могу нарадоваться благополучному исходу дела, — писал он в Углич. — Дела, тяготевшего надо мною около четырех лет, вовлекшего в большие расходы и породившего массу неприятностей. Но слава Богу, все это пережито и вся брошенная в меня грязь исчезла яко дым”. Только вскоре оказалось: еще не все пережито. Как раз в это время в Тобольском архиве был обнаружен документ, который утверждал вполне определенно, что во время большого тобольского пожара 29 мая 1677 года угличский колокол “растопился без остатка”. Тобольский губернатор Тройницкий в октябре 1891 года собирает чрезвычайное заседание комитета местного музея. Вот что было записано в протоколе этого заседания: “Был доложен комитету Указ Святейшего Правительствующего Синода Тобольскому губернскому правлению о возвращении в Углич вывезенного из оного в 1593 году церковного колокола... каковой находится ныне в Тобольском музее (зачитывается Указ). Господин губернатор, председатель комитета, заявил собранию, что в последнее время, а именно в минувшем сентябре, в тобольских книгохранилищах найдена книга журнала (часть 19) “Северный архив” (издававшийся в 1826 году Булгариным и Гречем), в которой помещен “Сибирский летописец”, доставленный в редакцию известным археологом и историком Верхом. В коем находится ясное доказательство, что ссыльный угличский колокол в пожар тобольского собора в 1677 году “растопился без остатка”. Так как доклад господина обер-прокурора Святейшего Синода его императорскому величеству 19 июня с. г. был сделан на основании сведений, какие имелись, и так как ныне на основании слов летописца ясно, что угличский колокол давно не существует, то для исполнения указа Святейшего Синода пришлось бы теперь передать г. Угличу колокол. ему никогда не принадлежавший и, очевидно. отлитый в воспоминание о прежнем на средства г. Тобольска, взять спорный колокол из тобольского музея, которому он принадлежит ныне. “Тобольские губернские ведомости” 19 октября 1891 года сообщали, что по предложению губернатора собрание постановило: “Ввиду вновь обнаруженных несомненных доказательств того, что имеющийся в музее колокол не есть подлинный угличский, и ввиду того, что он для Тобольска представляет значительный исторический интерес, так как более двух веков слыл в народной молве ссыльным, обращал на себя всеобщее внимание, что в 1837 году в бозе почивший император Александр II, посещая еще наследником престола Тобольск, изволил сделать в него удар и таковой же удар сделал ныне при посещении музея августейший наш покровитель, войти с ходатайством в министерство государственных имуществ... о том, чтобы вновь обнаруженные данные об угличском колоколе были доставлены на высочайшее благовоззрение со всеподданнейшей просьбой комитета Тобольского музея об оставлении на месте находящегося ныне в музее колокола”. Вот, оказывается, на какой документ ссылался гласный Угличской думы И. Г. Жуков, сообщавший в 1892 году местным жителям, что привезенный из Тобольска в Углич колокол не тот, в который звонили при гибели царевича Димитрия. Доказательства, что колокол, висящий в Тобольском музее и именуемый “угличский ссыльный”, — не подлинный, здесь действительно обоснованы, и если они будут доложены императору, то для угличан дело может кончиться крахом. Соловьев со всей своей энергией вновь развивает лихорадочную деятельность, делает все, чтобы просьба тоболяков не дошла до Александра III. О своих хлопотах он сообщает в письмах новому угличскому городскому голове М. А. Жаренову: “Тобольский губернатор учинил чрезвычайное собрание, в коем постановили ходатайствовать об оставлении колокола в Тобольском музее, основывая ходатайство на вновь открывшихся каких-то слухах, подобных тому, как и ранее, постоянно тормозивших в моем ходатайстве, и о каковых действиях мною доведено до сведения господ министров внутренних дел и государственных имуществ, а ранее и г. оберпрокурора Святейшего Синода и начальника Ярославской губернии... Его превосходительство директор канцелярии оберпрокурора успокоил меня, сказав: “Колокол во всяком случае им придется отдать”. Затем Л. Ф. Соловьев пишет в Углич: . “Я представлялся господину министру государственных имуществ и господину обер-прокурору Святейшего Синода, у последнего тотчас же познакомили меня с ходатайством тобольского губернатора об оставлении исторического колокола навсегда в Тобольске, так как Углич никогда не владел им... 28 сего декабря я вновь представился перед министром государственных имуществ с просьбою о выдаче окончательной справки. Получил бумагу, из коей видно, что ходатайство Тобольского губернского музея его превосходительством отклонено... Своевременное заявление мое господину министру государственных имуществ помогло в деле, а то бог весть что могло случиться... Везде надо было успеть, чтобы не опоздать отклонить ходатайство тобольского губернатора... А теперь познакомлю Вас с Тобольском и с тем, какую роль играет в нем наш колокол. Ни один турист не опустит из виду, чтобы не повидать пер-воссыльного угличского колокола, сосланного Борисом Годуновым в 1593 году. Лишь только пароход пристанет к пристани, то извозчики первым долгом предлагают обозреть его и при этом начинают рассказывать историю Углича... Очевидно, Тобольску не так легко расстаться с ссыльным колоколом... Это мною было своевременно предусмотрено и где следует заявлено формальным порядком, не жалея ничего, лишь бы все эти препоны новые отклонить, чтобы благодаря всевышнему дело совершилось в пользу Углича”. Ходатайство тобольского комитета министерством государственных имуществ согласно отзыва обер-прокурора Святейшего Синода отклонено... Теперь Л. Ф. Соловьев торопит угличское начальство принять неотложные меры к получению ответа от тобольского городского головы на письмо министра государственных имуществ об отклонении ходатайства: “Из полученного мною письма от протоиерея отца Александра Субботина видно, что ответу из Тобольска нет. Очень грустно, и это могло случиться от тобольского городского головы С. М. Трусова... Я имел с ним удовольствие лично видеться в С.-Петербурге в 1890 году, таких каверзников поискать, словом — Сибирь!.. По моему воззрению, не следует от него и ждать, попусту время проводить, а надлежало обратиться к комитету музея или ближе к делу — к губернатору Тройницкому...” В те годы в тобольской печати шел острый спор: возвращать или не возвращать угличский колокол. Редактор неофициальной' части “Тобольских губернских ведомостей” (1888 г., № 5) горячо восставал против этой затеи: “Больно было бы нам, тоболякам, привыкшим, уже в течение нескольких веков, считать угличский колокол своим неотъемлемым достоянием, лишиться его безвозвратно. Дозволяем даже себе думать, что с потерею его наш древний город, и без того уже значительно стушевавшийся в сфере экономического быта, потеряет еще более своего значения. Но Бог милостив, будем надеяться, что с помощью его и рассеется грядущая на нас туча”. Другого мнения был автор “Сибирской газеты” (1888 г., № 43). Он пишет о судьбе угличского ссыльного колокола совсем иначе: “Какую роль играл этот “поселенец” в нашей жизни? Бывало приедет кто-нибудь из России и первым делом на Софийскую колокольню! Подойдет к “корноухому”, треснет его пальцем в перчатке и с сознанием собственной безупречности произнесет: “Что, негодяй, не умел молчать, когда того требовал дух времени, вот и виси”. В эти минуты “корноухий” издавал какие-то странные звуки: в них слышалось не то сожаление о родине, где ему отрубили ухо, не то привет счастливцу, который умел молчать во всякие времена... Теперь думают возвратить “корноухого” на родину. С Богом! Пусть хоть на старости лет повидает родные места! Зачем нам это безухое медное существо, с клеймом на лбу, где ясно обозначено его преступление? Как исторический памятник, свидетельствовавший о том, что было возможно на Руси в 1591 году, “корноухий” в Тобольске совсем не кстати...” Автор этой публикации предлагает отправить колокол в Углич, в центр России, где он будет более полезен, “поскольку там совершают судьбы, там и строптивые водятся...”. И вот в “Сибирском листке” (1892 г. № 8) появилось следующее сообщение: “Наконец спор тоболяков с угличанами из-за ссыльного колокола окончился. Комитет Тобольского губернского музея, как мы сообщили, просил министра государственных имуществ вторично доложить государю императору дело о злополучном колоколе. На днях министр государственных имуществ уведомил комитет музея, что не считает удобным утруждать особу его величества вторым докладом об этом деле. Таким образом, угличане скоро явятся в Тобольск, заберут “свое сокровище” и водворят его на прежнее место...” Начался торг по купле и продаже колокола. В Петербург приезжал тобольский городской голова Трусов и в переговорах с Соловьевым вначале спросил за передачу колокола 15 тысяч рублей. Но Тобольский музей назначил цену в 600 рублей, объяснив, что столько уплачено за отливку нового колокола для архиерейской церкви, который повешен взамен снятого угличского. Позднее, когда эта сумма была уже уплачена, Леонид Соловьев сообщил угличскому городскому голове: “В годовом отчете расходов Тобольского музея значится: на отливку нового колокола для архиерейской церкви израсходовано 360 рублей 65 копеек”. Так что тобольские власти все же запросили с угличан значительно больше. Но угличскую управу и местное духовенство это ничуть не смущало. Главное — возвращается на родину “первоссыльный неодушевленный”. Не смущало и другое обстоятельство, что церковный колокол совсем не тот, а лишь копия его, изготовленная позднее. В представлении угличан и всех верующих он должен быть “способным на святые деяния и чудеса”, а о многих “приключениях” ссыльного колокола народу сообщать не стали. Так в представлении людей он остался “первоссыльным неодушевленным”, “невинным страдальцем” и предметом особой святости. Колокол предстояло доставить на родину и устроить ему пышную встречу. Этим были озабочены представители местной власти и православной церкви. В марте 1892 года состоялось заседание Угличской думы, на котором было решено создать комиссию для поездки за колоколом, ассигновать им 600 рублей для оплаты Тобольскому музею и 500 рублей на расходы, связанные с доставкой колокола в Углич. 28 апреля 1892 года депутация на пароходе отправилась в Тобольск. В деле возвращения колокола хранятся телеграммы, посланные комиссией с пути следования. А в Угличе тем временем одно за другим шли заседания особой комиссии думы по выработке программы торжественной встречи колокола. На этих заседаниях, в силу их особого характера, не подавалось обычного чая, а были введены в обиход более крепкие напитки “для возбуждения фантазии”. На берегу Волги, напротив Спасо-Преображенского собора были выстроены пристань, куда должен причалить пароход, и специальные мостки, по которым понесут прибывший колокол. Городской голова подписывает извещение всем гласным Угличской городской думы: “Возвращаемый по Высочайшему соизволению из Тобольска в Углич, так называемый ссыльный колокол, имеет быть доставлен депутацией в Углич, сегодня 20 сего мая в 10 часов вечера на пароходе, колокол будет снят с него и перенесен гражданами города на носилках на площадку у Преображенского собора. Здесь завтра, по окончании божественной литургии в соборе, городским духовенством будет совершен из собора на площадку крестный ход и здесь отслужено благодарственное Богу молебствие. Извещая об этом, имею честь просить господ гласных пожаловать на встречу колокола и для перенесения его с парохода к собору, а равно на торжественное молебствие”. Подобное извещение городской голова направил и обывателям города Углича. И вот пароход подошел к пристани. О том, как проходила встреча колокола, подробно описано в “Ярославских епархиальных ведомостях” (1892 г., № 24, с. 373—375): “20 мая в 11 часов ночи, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол при неумолкаемом “Ура!”.. На всю остальную часть ночи избран был из числа граждан, под управлением купца Н. А. Бычкова почетный караул в присутствии двух полицейских надзирателей... 21 мая к окончанию в соборе божественной литургии, около 10 часов утра колокол повешен был на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло все городское духовенство и все представители городского и общественного управления. По окончании литургии духовенство в преднесении святых икон Преображения господня, Югской богоматери и святого царевича Димитрия, вышло на соборную площадь и здесь совершило благодарственное Господу Богу молебствие... Протоиерей собора А. Субботин произнес перед молебном речь следующего содержания: “Святая истина и правда, по древней мудрой русской пословице, ни в воде не тонет, ни в огне не горит... Древний колокол... снова явился в том месте, где пролита невинная кровь страдальца... Возблагодарим же Бога, возвратившего нам по молитвам святого страстостерпца царевича Димитрия этот дорогой для угличан памятник”. По окончании молебна протоиерей, окропив крестообразно святой водой колокол, позвонил в него... Граждане глубоко внимали звукам привезенного колокола, не обращая ни на что другое своего внимания: кто молился за пострадавших предков, за процветание многострадавшего и униженного града, кто стоял понурив голову, кто вздыхал, а кто и тихо плакал. Духовенство возвратилось в собор. Народное чувство продолжало выражаться: граждане сами подходили под колокол и подносили своих детей, гладили его руками, прикладывали к нему свои головы, крестились при взгляде на него, любовались им и долго не расходились”. А. П. Субботин в упоминаемой уже книге “Волга и волгари” пишет, что “колокол встречало около десяти тысяч народа, что многие вынимали платки, прикладывая их к колоколу и потом обтирали физиономии, чтобы перенести на них часть святости с колокола”. В тот же день, за подписью семи главных руководителей Углича направляется ярославскому губернатору благодарственное письмо следующего содержания: “Вознеся Господу Богу теплое моление за обожаемого его императорское величество государя-императора Александра Александровича, по случаю доставления вчера ночью в Углич дорогого ему памятника — углицкого ссыльного колокола, возвращенного по всемилостивейшему монаршему благоволению к Угличу, последовавшему в 19 день июля 1891 года, городская дума сейчас в экстренном заседании своем постановила почтительнейше просить Ваше превосходительство подвергнуть к стопам его императорского величества выражения, одушевляющих всех обывателей города, чувства в безграничной и неизменной верноподданической преданности и благодарности за всемилостивейшее внимание к Угличу”. Уроженец Углича, проживавший в Петербурге, Леонид Владимирович Колотилов в честь этого события прислал на родину свои стихи: Приехал гость давно желанный, Привет тебе, земляк родной! Три века жил ты, как изгнанник, Теперь настал и праздник твой. Пробыв в опале триста лет, Ты снова дух наш ободряешь. Хоть прежней жизни здесь уж нет, Ты нам в сердца ее вселяешь. Мы будем знать, что с водвореньем На место прежнее опять, Опять тебя с благоговеньем Глубоко будут почитать. По-другому реагировали на это торжество ученые и журналисты. Обратимся снова к книге “Волга и волгари”: “И вдруг оказалось, что эта прекрасная эпопея была проделана ради призрака или, проще говоря, вышло много шуму из ничего. Колокол оказался не настоящим ссыльным, а совсем другой, имеющий с ним общего только один вес — 19 пудов. Каково было узнать об этом!.. Знаменитые русские ученые, осмотревшие колокол, с первого раза усомнились в его подлинности: и форма не та, и надпись на нем не XVI, а XVIII век. Сомнения их подтвердились и летописными указаниями, из которых ясно, что в 1677 году, то есть 215 лет тому назад, во время большого тобольского пожара угличский колокол вместе с другими “раздался, растопился без остатка”... Спустя много лет из разных кусков был вновь отлит похожий колокол. Таким образом, все было напрасно: и тоболяки печалились напрасно, и угличане хлопотали, тратились и торжествовали напрасно, им возвратили совсем другой колокол, позднейшего литья”. В “Историческом вестнике (1892 г., № 11) в статье “Торжество по недоразумению” С. А. Андрианов так и пишет: “Как ни жаль, а приходится разрушать иллюзию угличан. Они сделались жертвами крайне печального недоразумения”. Долгое время вызывали удивление наступательные действия и грамотно сочиненные письма Соловьева. Многие угличане знали, что он имел всего трехклассное образование и слыл большим любителем спиртного. Но все станет ясным, если мы ознакомимся с письмом некоего Семена Дмитриевича Карпулова угличскому городскому голове М. А. Жаренову. Вот что в нем написано о Л. Ф. Соловьеве: “Он страдал отсутствием понятия о том, как ближе и удобнее приступить к этому ходатайству... не умел даже подписать своего настоящего происхождения... Без помощи других он не мог и помышлять о счастливом исходе дела. Вся его деятельность в деле ходатайства заключалась в подписывании необходимых прошений и других бумаг... Ваш согражданин Василий Александрович Мехов был очевидцем того, как Соловьев умолял меня написать последнюю всеподданнейшую просьбу, а равно просьбу командующему императорскою главною квартирою генерал-адъютанту Рихтеру”... Однако, как бы то ни было, а дело с получением колокола Соловьев довел до конца. И с 1891 года стал ходатайствовать о предоставлении ему звания почетного гражданина города Углича. Дума вынесла решение дать Соловьеву такое звание, а почти через год в апреле 1893 года ярославский губернатор сообщает угличскому городскому голове, что “государь-император по представлению министра внутренних дел соизволил на присвоение Л. Ф. Соловьеву звания почетного гражданина города Углича”. И Соловьев как почетный гражданин города, видимо, опять же чужими трудами, выпускает книгу под названием “Краткая история города Углича” (С.-Петербург, 1895 г.), в которой стихами воздает честь привезенному из Тобольска колоколу: Ликуй, изгнанник Годунова! Свидетель древних страшных дней, Ты возвратился в Углич снова, Ты вновь на родине своей! А перед “отцами” города Углича стояла, выражаясь по-современному, сложная проблема: где этот колокол, эту “святыню” повесить, чтобы он служил укреплению в простом народе православной веры. Предложений было много. Ярославский губернатор дал указание угличскому городскому голове: “Все предложения по сему предмету представлять мне и не дозволять без моего разрешения' каких-либо близ дворца построек”. Позднее губернатор распорядился “поместить колокол для безопасности в музее на перекладине”. Что и было сделано(...) Л. М. ЛОБАШКОВ http://kolokola.ru |
