Почему уходят в монастырь? Из книги архимандрита Амвросия (Юрасова) “Монастырь”(Продолжение) |
| 13.01.2012 г. |
|
Монастырская традиция Рождество Христово. Что значит отметить этот праздник? Это значит, во всем чистосердечно покаяться, стараться жить исправно и причаститься — соединиться с Богом. Задолго до праздника матушки готовятся к Рождественской елке; в уголке храма делается помост, на котором устанавливается пещера-вертеп. В ней соломка постелена, Младенец-Спаситель, Матерь Божия, праведный Иосиф, овцы и Вифлеемская звезда. Вечером в день Рождества Христова после службы (а мы ее пораньше начинаем) показываем рождественское представление. Собирается очень много народа: полный храм родителей с детишками. Матушки рассказывают о рождении Христа, некоторые сцены показывают в лицах. Вот идут восточные мудрецы-волхвы и ведут с собой верблюда, а верблюд — это две матушки, прикрытые тканью, на ногах у них валенки (ведь верблюд пришел к нам по зимнему снегу). Вот царь Ирод на носилках в сопровождении воинства, а тут — пастухи с овцами и ангелами славословят: “Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!” Детям это очень нравится, они даже от радости повизгивают, все очень хорошо понимают. Когда царь Ирод вдруг встает с трона, выходит на середину перед детьми и возмущенно вскрикивает: “Я царь или не царь?” Дети кричат: “Нет!” Ирод опускает руку в чан с водой, освежает лицо и вновь вопрошает: “Я царь или не царь”? И снова дети дружно кричат: “Нет! Не ты цaрь, а Иисус Христос”. Они понимают, что Ирод не любил Бога и детей. Он в Вифлееме уничтожил 14 тысяч младенцев. А после представления у нас в трапезной бывает сестринская елочка (это традиция у нас сложилась очень давно, еще до монастыря). Мы все молимся, а потом по очереди срезаем открыточки с духовными поучениями, кому какое попадет, и читаем их вслух. Например, такое: “Авва Пимен говорит: “Сделал доброе дело, если после него не было искушения, Богом не принято”. Это духовное наставление для каждого из нас на весь следующий год. Когда я служил на приходе, мы точно так же на елке развешивали поучения, высказывания святых отцов и срезали — кому что достанется. Мне досталась картинка с изображением храма и слова о монастыре. Все сказали: “Ну, Вам это совсем не подходит. Какой монастырь? Вы же на приходе”. Прошло время, и Господь благословил открыть монастырь. Господь в Евангелии говорит притчу, о том, как один богатый человек приготовил большой пир, а званые отказались придти: кто пошел на свое поле, кто по торговым делам, кто женился. И тогда, чтобы наполнился дом, господин повелел собрать по дорогам всех убогих, хромых, калек. Так и в монастырь Господь собирает калек духовных. То, что здесь в Иванове на “родине первых Советов” впервые строится монастырь — это особый Промысел Божий. И, поскольку монастырь посвящен Введению Божией Матери во храм, здесь Хозяйка Матерь Божия. Поэтому нельзя гордиться своими трудами или способностями: кто-то проповедь сказал, кто-то в пении преуспел, кто-то в строительстве потрудился. Все это через нас совершают Господь и Матерь Божия. Как говорит св. апостол Павел: “Я более всех потрудился. Не я, впрочем, но благодать Божия, которая во мне”. Господь и Матерь Божия Сами избирают для нашего монастыря людей. Если есть воля Божия человеку жить в этом месте, то он и останется здесь, а если нет — значит, жить здесь не будет. Некоторые, кажется, недавно пришли в монастырь, а смотришь, уже год, полтора, два прошло. Время летит незаметно. И так вся жизнь пролетит — и не заметим. Поэтому надо дорожить каждым днем, проведенным в монастыре. Один день прожили, ангел записал, сколько сделали добрых дел. А потом в “небесной бухгалтерии” подведут черту и все подсчитают: сколько монастырского хлеба съел, сколько сахару, каши, картошки, сколько кислорода потребил, сколько одежды износил, сколько сделал добра и сколько зла. Все подсчитают, и получится, что кто-то “остался в долгу”, а кто-то получит награду. Самое главное — живя в монастыре, в своей душе обнаружить страсти и их уничтожить. В миру мы их, может, и не видели, там наши страсти растворялись в чужих страстях. А здесь это все проявляется. Если и сами не видим, то другие в нас заметят. Страсти нужно изжить, испепелить. И из этого пепла родится живая душа, добрая, светлая. Если предадимся всецело воле Божией, тогда начнется настоящая жизнь: Господь пустит в такую мялку! Со всех сторон будут искушения, поношения, оскорбления. Постепенно душа привыкнет к этому и безболезненно будет все воспринимать. Когда я жил в Троице-Сергиевой Лавре, в Почаевской Лавре, столько было этих искушений, болезней, неприятностей! 15 лет такой жизни. А потом, когда голодали за храм, со всех сторон нападения: демонстрации проходят, по радио говорят, в газетах печатают; то одно, то другое... Вот только тогда я хорошо себя почувствовал: наконец-то попал в свое русло, пошла нормальная жизнь. А когда все спокойно, расхолаживаешься: поел, поспал, такая нерадивая жизнь А скорби не дают дремать, взбадривают душу. Наши матушки такую мялку еще не проходили. Господь знает, что поношения они не смогут понести, будут обижаться, потому смиряет их болезнями. Лежат порой по неделе, по две. Потом, смотришь: Господь опять дает силы. И уже привыкли, и не дергаются. И особо больным не надо задаваться вопросом: “Когда Господь заберет?” У каждого свой день и час: как плод созреет, его и сорвут. Как умирают монахи  Все дни нашей жизни на земле даны нам Богом только для подготовки в вечность. Для человека верующего в Бога смерти нет. Смерть — это сон, переход в потусторонний мир, в вечность.
Когда умирает монах и его облачают, чтобы положить в гроб, то сначала надевают рубашку, в которой он постригался, потом параман (означающий крест, который берет на себя инок, обещая следовать за Христом), подрясник, рясу и мантию. Оторочка мантии шириной в десять сантиметров разрезается по всей длине снизу доверху. Получаются две длинные ленты, и этими лентами крестообразно обвивают тело монаха, и он лежит как спящий новорожденный младенец, обвитый пеленами. Это образ временного успения и образ рождения в новую жизнь. На ногах усопшего ленты связываются крестообразно в узел, и тело погребают в могилу до всеобщего Воскресения. Душа человека находится уже не в теле. Она переходит в потусторонний мир.За десять лет в нашем монастыре отошли ко Господу два священнослужителя и пять монахинь. Всех их Господь сподобил кончины христианской, мирной. С отцом Афанасием я познакомился в 1984 году, когда он приехал в с. Жарки. Мы делали ремонт в храме. Вместе с ним убирали Престол. Он запомнился тем, что физически был очень крепким, сильным. Дочь его Пелагия работала при храме в г. Юрьевце, читала и пела, и часто к нам приезжала. Вся жизнь о. Афанасия была связана с Почаевской Лаврой, с приходами на Украине. О. Афанасий вместе со своей матушкой приехал к нам и попросил монашеского пострига. Было все готово, и мы их постригли. Так он оказался в нашем монастыре. Если бы он оставался на месте своего служения, где на десятки километров нет храма, то не имел бы возможности вовремя пособороваться и причаститься, находясь на смертном одре. Окончить жизнь в монашеском чине — это великая милость Божия. Везде Господь промыслительно совершает наше спасение. Как-то о. Афанасий поведал мне о себе такую историю. Когда он был еще маленьким и учился в школе, грамота никак ему не давалась. Как-то надо было решать задачу, а подсмотреть у кого-нибудь не получалось. Он сидел за партой и говорил: “Господи! Какой же я безтолковый, ничего не понимаю!” А для Господа самая главная мудрость — это смирение. И в тот момент, когда он так подумал, что-то изменилось и ему открылось то, что находится за пределами нашего сознания. Он не только знал и понимал предмет лучше, чем учительница. Он даже видел, как рыбы в реке плавают; видел и слышал, о чем говорят и что делают живущие в селе люди; знал, что происходит в лесу, где какой зверь прячется. И стал думать: “Какой же я теперь ученый, все я теперь понимаю, все знаю, теперь уж, наверное, я всех посрамлю”. И вдруг опять что-то изменилось, и все закрылось. Снова он сидел за партой и ничего не знал. Вот так Господь ему открыл, что самая главная мудрость — это смирение, и самое лучшее состояние — ничего не знать. Потому что многие от большого знания отошли от Бога, возгордились. Это самое что ни на есть страшное. В другой раз он рассказывал: “С юности любил я в церковь ходить. Она находилась далеко — в десяти километрах от дома. И вот однажды я выхожу на улицу, а там ветер, дождь. Думаю: пока я эти десять километров пройду, буду весь мокрый, могу простудиться и заболеть. Зашел домой, снял плащ. А душа так болит! Как же без меня будет проходить богослужение? И в такой тревоге я не мог находиться. Думаю: пусть простыну, надену плащ, пойду. Вышел на улицу, и вдруг — машина, меня подвезли. Поднимаюсь на паперть храма, слышу: в храме служба идет, и пение такое необыкновенное, прекрасное, какого никогда в жизни не слышал. Захожу в храм. Вижу старенького священника, который на воздухе стоит, вокруг него сияющий свет. Вижу: пономарь выходит, он всегда стучал большими сапогами, теперь он идет по воздуху. Мужчина с деревянной ногой стоит на воздухе, и все люди, и хор на воздухе. И такое песнопение благодатное, небесное. Я удивился, и вдруг слышу голос: “Афанасий! Так бывает всегда, когда совершается божественная литургия”. И мигом все прекратилось. Вижу того же священника, стоящего у Престола, и наш хор поет, как пел раньше, и тот же пономарь в стихаре и больших сапогах, и мужчина стучит протезом по храму — все на своих местах, никакой перемены нет”. Господь еще многое ему открывал. Он мог видеть будущую загробную участь людей из своей деревни. Однажды увидел колхозного кузнеца, лежащего на раскаленной плите, и нельзя было оторвать его от этой плиты. Кузнец уже был готов для ада: постоянно пил, матом ругался. “Я, — говорит отец Афанасий, — когда его увидел, подумал: как страшно! А через неделю кузнец повесился”. Божественная литургия является тем главным центром в нашей жизни, где происходит единение Бога с человеком. Отец Афанасий, живя у нас в монастыре, ни одного воскресного богослужения, ни одного праздника не пропустил, хотя из-за своей болезни испытывал неимоверные страдания. Облачался, причащался, хотя еле-еле передвигался по алтарю. Зашел я к нему в последний раз и говорю: “Отец, терпи до конца. Когда тебе трудно будет, будет невыносимая боль, вспоминай в это время Христа, Который за наши грехи страдал на Кресте, и тебе станет легче. Придешь завтра в церковь причащаться?” Он очень хотел, но не было сил. Все-таки его принесли в алтарь, и он лежал на носилках в алтаре последнее воскресенье в своей земной жизни. И мы причастили его. Умирал отец Афанасий, когда мы находились в Москве. Позвонили из монастыря, и я передал ему слова старца Силуана о том, что если духовный отец скажет умирающему: “Иди, чадо, в Царство Небесное и зри Господа”, то будет ему по слову духовника. Как только эти слова сказали отцу Афанасию, он вздохнул, и душа его отошла в вечность. Душа отца Афанасия в день Причастия разлучилась с телом, и прекратились все страдания, которые она испытывала. Кончина добрая, христианская. Святые отцы говорят, что души людей, которые искренне каются, живут свято, в день смерти причащаются, не проходят воздушных мытарств. А злые духи только в отчаянии кричат: “О человек! Какой ты чести сподобился от Бога, как ты избавился от наших мучительских рук!” Царство Небесное и вечный покой нашим дорогим игумену Афанасию, схиархимандриту Алексию, монахиням Ларисе, Алипии, Пелагии, Матроне, Александре. http://w3.ivanovo.ru/10years/ Фотография Светланы Комковой (г. Уфа) |
