Икона в творчестве Пушкина (Начало) |
| 04.03.2012 г. |
|
Начало публикации.  Общеизвестно, какую большую роль играет икона в православном искусстве, в православном богослужении, в быту православного человека. Красный угол был и является важной и обязательной приметой как простой избы, так и самых роскошных апартаментов. Фактически вся жизнь человека с рождения и до кончины проходила под и перед иконами. Во многих домах были отдельные «образные», то есть комнаты, где находились семейные иконы, и там совершались утренние и вечерние молитвословия, служили молебны приглашенные на дом священники. Как сообщает А.П. Арапова, «в роде бояр Пушкиных с незапамятных времен хранилась металлическая ладанка с довольно грубо гравированным на ней Всевидящим Оком и наглухо заключенной в ней частицей ризы Господней. Она — обязательное достояние старшего сына, и ему вменяется в обязанность 10 июля, в день праздника Положения ризы, служить перед этой святыней молебен. Пушкин всю свою жизнь это исполнял и завещал жене соблюдать то же самое, а когда наступит время, вручить ее старшему сыну, взяв с него обещание никогда не уклоняться от семейного обета» (Пушкин. 1996. 113).Иконы были на всех квартирах Пушкина в Петербурге и Москве, в селах Михайловском, Болдине, Петровском и Тригорском, в которых он жил или которые многократно посещал. Поэт постоянно видел их в храмах как в детстве, так и потом в Лицее, во время богослужений. И позже, в ссылке в Кишиневе и Одессе, он, по обычаям того времени, регулярно посещал богослужения и даже приглашал с собой в церковь друзей, как свидетельствуют об этом их воспоминания. Проживая в Михайловском, Пушкин, как известно, посещал богослужения в находившемся в нескольких верстах от Михайловского Святогорском монастыре, который, по словам сестры Пушкина Ольги, «сделался как бы родовым кладбищем» (Воспоминания. 1985. 1: 38). В монастыре находились две чудотворные иконы — Одигитрия и Умиление. Явление первой иконы произошло следующим образом. В 1653 году пятнадцатилетний пастух, юродивый Тимофей, на Синичьей горе услышал голос, возвестивший, что на этом месте через шесть лет воссияет Божия благодать. Через шесть лет он пришел на эту гору и увидел в ветвях сосны икону Божией Матери Одигитрии. Жители близлежащего селения Воронич пришли туда крестным ходом со встречальной иконой Умиления. Только Тимофей смог снять икону с ветвей дерева. После этого обе иконы поставили в Георгиевском храме Воронича. Царь Иван Грозный, узнав о явлении чудотворной иконы, повелел поставить там часовню, а гору назвали Святой. Через год, когда часовня сгорела, по указу царя был построен каменный Успенский храм и основан монастырь, получивший название Святогорского (Сказания. 1993. 469-471). Икона Одигитрия Святогорская в XIX веке пользовалась большим почитанием в окрестностях монастыря, и летом ее торжественно носили по близлежащим селам, оставляя ее там на время, служа молебны и читая перед ней акафисты. Празднование иконе бывало два раза в году: 17 июля и 1 октября, на Покров Пресвятой Богородицы. Пушкин знал предания, связанные с явленной иконой, не раз видел ее и встречальную икону Умиление в монастырском храме, был свидетелем крестных ходов. Вероятно, поэтому знакомая поэта П.А. Осипова, помещица из соседнего Тригорского, писала ему: «Сегодня у нас было интересное зрелище: увоз иконы . С час тому назад прошел крестный ход при чудной погоде; множество довольно приличной публики в ожидании прибытия иконы расположилось у подошвы нашей горы; 10 или 12 экипажей, стоявших поблизости, дополняли картину». Иконы, иногда древние и прославленные, Пушкин видел в квартирах своих друзей и знакомых, например у княгини Зинаиды Волконской, салон которой он посещал. Как сообщает А.Н. Муравьев, княгиня любила святую равноапостольную Ольгу, «так как и в ее жилах текла кровь Рюрикова, и род Белозерских особенно благоговел пред сею великою просветительницею Руси. (У них в доме даже хранилась древняя ее икона, писанная, по семейному преданию, живописцем императора Константина Багрянородного в то самое время, когда крестилась Ольга в Царьграде.)» (Воспоминания. 1985. 2: 54). Весной 1836 года в Петербурге умерла Надежда Осиповна — мать поэта. Пушкин, согласно завещанию, привез тело покойной в Святогорский монастырь, в ограде которого возле Успенского храма захоронили усопшую. В день возвращения в Петербург Пушкин зашел в монастырь и с каким-то тайным предчувствием купил место для своей могилы. Игумен Геннадий в книге доходов и расходов пометил: «Получено от г-на Пушкина за место на кладбище 10 рублей. Сделан г-ном Пушкиным обители вклад — шандал бронзовый с малахитом и икона Богородицы — пядичная, в серебряном окладе с жемчугом» (Приют. 1979. 332). Икона стала вкладом по усопшей родительнице, но также и залогом собственного упокоения поэта в освященной земле Святогорской обители. Икона встречается во многих произведениях Пушкина, начиная с самых ранних. У поэта остались детские впечатления, связанные с иконами. В отрывке «Сон» он вспоминает свою бабушку Марию Алексеевну Ганнибал, которая перед сном рассказывала ему сказки: От ужаса не шелохнусь, бывало, Едва дыша, прижмусь под одеяло, Не чувствуя ни ног, ни головы. Под образом простой ночник из глины Чуть освещал глубокие морщины, Драгой антик, прабабушкин чепец… (1.168) В другом стихотворении, «Мечтатель», с ярко выраженными автобиографическими мотивами, повторявшимися в лирике Пушкина неоднократно до последних дней жизни, лирический герой описывает «мирный кров», «низкий шалаш» в глуши, где ничто не мешало бы отдаться поэтическому творчеству: И мирный неги уголок Ночь сумраком одела, В камине гаснет огонек, И свечка нагорела; Стоит богов домашних лик В кивоте небогатом, И бледный теплится ночник Пред глиняным пенатом (1. 108). Пенатами древние римляне называли богов-хранителей домашнего очага, семьи, позже всего народа. В переносном смысле пенаты — это родной дом, уютный домашний очаг. Лирический герой Пушкина лежит на «ложе одиноком» и смотрит в красный угол, где в небогатом киоте стоят иконы. Пушкин называет их «богов домашних лик». Слово "лик" в церковнославянском языке означает не только лицо, образ, изображение, но и ликование, торжество, а также просто собрание, совокупность людей, сонм, например лик святых. Очевидно, что Пушкин здесь имеет в виду собрание икон — покровителей домашнего очага и семьи. Поэт называет их домашними богами. Именование икон богами было распространено в простонародье долгое время. Согласно сохранившимся документам, Церковь начала бороться с этим обычаем во второй половине XVII века, после Большого Собора 1666-1667 годов, на котором было указано: «Не искуснии людие свои си иконы боги свои именуютъ, чесо ради явствуются не знати единства Божия, паче же многобожие непщевати». И еще в XVIII веке на исповеди священник мог спросить прихожанина: «Образы святыя богами не называешь ли?» (Успенский. 1982. 118-119). Именование икон богами имеет древнее языческое происхождение, оно есть реликт обычая иметь своих домашних идолов. У Пушкина в этой строфе и в последующих происходит совмещение или переплетение христианских и языческих мотивов: его лирический герой смотрит в красный угол на киот с иконами, перед которыми теплится свеча, но вместе с тем вспоминает и языческих римских божеств. В следующих строках «мечтатель» называет их по именам: Зевс и Муза. Две последние строки можно понять двояко: перед «мечтателем» где-то рядом с красным углом (возможно, на камине) стоят статуэтки античных богов, или Пушкин в переносном смысле называет «пенатами» сам красный угол, что более вероятно. Это произведение можно воспринять как свидетельство индифферентности шестнадцатилетнего поэта к вероисповедным вопросам, сознательное смешение христианского с языческим, даже пресловутого «двоеверия», но следует отметить также, что Пушкин в юности действительно как бы делил себя на поэта и человека: Пушкин-человек соблюдал большую часть православных обрядов, Пушкин-поэт воспевал покровительство Аполлона (Феба), Диониса (Вакха), Афродиты (Венеры) и безымянных муз. Например, в письме Гнедичу от 24 марта 1821 года из Кишинева поэт сообщает: «Не скоро увижу я вас; здешние обстоятельства пахнут долгой, долгой разлукой! Молю Феба и Казанскую Богоматерь, чтоб возвратился я к вам с молодостью, воспоминаньями и еще новой поэмой…» (10: 24). Здесь, кажется, очевидно, что Богоматерь Казанскую поэт молит о том, чтобы его как можно скорее вернули из ссылки (еще молодым), а покровителя искусств Феба (поскольку православного покровителя поэтического творчества Пушкин не знал) о том, чтобы была хорошо принята читателем только что оконченная поэма «Кавказский пленник». Интересно было бы уточнить, почему Пушкин молился именно перед Казанской иконой Богоматери. В этот день, 24 марта, Церковь празднует память мучеников Стефана и Петра Казанских. Возможно, в Кишиневе в церкви, в которую ходил Пушкин (был Великий пост, и посещение храма было по тем временам обязательным), была Казанская икона Богоматери. Вполне возможно, что он думает о Петербурге, о Казанском соборе на Невском проспекте и знаменитой Казанской иконе Божией Матери, в честь которой и был построен собор. Но нельзя исключать, что у Пушкина была личная или семейная икона Богоматери Казанская, и молился он именно перед ней, или же поэт вспоминал в молитвах икону Богородицы, виденную им в Москве, Царском селе, Михайловском. Иконы, красный угол есть в домах у многих героев Пушкина. В известной повести гробовщик переезжает на новую квартиру на Никитской улице. Там он начинает обустраиваться: «Вскоре порядок установился; кивот с образами, шкап с посудою, стол, диван и кровать заняли им определенные углы в задней комнате; в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: гробы всех цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и факелами» (6: 81). Обратим внимание, что «порядок» у Пушкина начинается с красного угла, с киота, и лишь потом следует мебель, а за ней изделия хозяина. В повести «Пиковая дама» Пушкин описывает, как Герман пробирается в квартиру старой графини: «Зала и гостиная были темны. Лампа слабо освещала их из передней. Германн вошел в спальню. Перед кивотом, наполненным старинными образами, теплилась золотая лампада. Полинялые штофные кресла и диваны с пуховыми подушками, с сошедшей позолотою, стояли в печальной симметрии около стен, обитых китайскими обоями» (6: 224). Потом, пишет Пушкин, «свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою» (6: 225). И именно тогда — в свете золотой лампады — Герман появляется перед графиней. Интересно сравнить этот эпизод с явлением графини Герману после своей кончины. Герман неожиданно проснулся среди ночи, комнату его освещала луна, и именно в этом таинственном, но неверном и обманчивом свете луны ему явилась графиня, чтобы сообщить свой «секрет». А вот светелка больной Наташи из романа «Арап Петра Великого»: «Тихо теплилась лампада перед стеклянным кивотом, в коем блистали золотые и серебряные оклады наследственных икон. Дрожащий свет ее слабо озарял занавешенную кровать и столик, уставленный склянками с ярлыками» (6: 35). И здесь, как видим, взгляд писателя движется от икон к лекарствам. Может быть, в этой последовательности заключена уверенность: если Бог не поможет, то никакие лекарства не спасут. В красном углу возле икон обычно хранили маленькие домашние святыньки: просфоры, освященный елей, церковные свечи, ладан, засохшие благовещенские прутики вербы. В одном отрывке у Пушкина есть описание красного угла: С перегородкою коморки, Довольно чистенькие норки, В углу на полке образа, Под ними вербная лоза. С иссохшей просвирой и свечкой (2: 217). Можно заметить по поводу этих строк, что иконы стоят на особой полочке, ибо иконы нельзя «вешать», а можно только ставить. Просфора же иссохшая, поскольку ее хранят дома долгое время и принимают маленький кусочек только в случае болезни. В поэме «Монах», написанной поэтом в четырнадцатилетнем возрасте, к иконе заставляет обратиться сама тема: невозможно представить себе келью монаха без иконы. Уж темна ночь на небеса всходила, Уж в городах утих вседневный шум, Луна в окно Монаха осветила. В молитвенник весь устремивший ум, Панкратий наш Николы пред иконой Со вздохами земные клал поклоны (1:14). Красный угол с любимыми иконами как бы окно в небо, в Царство Небесное; это место всегдашней молитвы. Когда приходит искушение, Панкратий опять ищет спасения под иконами: Ни жив, ни мертв сидит под образами Чернец, молясь обеими руками (1: 20). И именно под иконами Панкратий находит «противоядие» против бесовского искушения: встав из-под образов, он окропляет юбку святой водой, и бес является в своем истинном безобразном виде. Эта поэма интересна и присутствием в ней темы живописи. Когда поэт описывает келью Панкратия, он замечает: «Там не висел Рафáэль на стенах» (1: 13). В красном углу же, как известно, были иконы. Так у Пушкина возникает тема сопоставления или даже некоторого противопоставления иконописи и живописи, иконы и картины, которая по существу есть проблема соотношения красоты и святости. В поэме «Бахчисарайский фонтан» Пушкин описывает комнату заключенной в гарем полячки Марии как монашескую келью: Гарема в дальнем отделенье Позволено ей жить одной: И, мнится, в том уединенье Сокрылся некто неземной. Там день и ночь горит лампада Пред ликом Девы Пресвятой… И между тем, как всё вокруг В безумной неге утопает, Святыню строгую скрывает Спасенный чудом уголок (4: 137). Этот уголок поэт описывает еще раз, но уже глазами Заремы. Он производит сильное впечатление на грузинку, которая ночью пробирается в комнату невольной соперницы. Вошла, взирает с изумленьем… И тайный страх в нее проник. Лампады свет уединенный, Кивот, печально озаренный, Пречистой Девы кроткий лик И крест, любви символ священный. Грузинка! Всё в душе твоей Родное что-то пробудило (4: 139). Икона в комнате Марии и теплящаяся перед ней лампада — символ живой веры — служит неожиданным упреком Зареме, ведь она, в противоположность полячке, «между невольницами хана забыла веру прежних дней» (4: 141). И, однако, именно перед иконой она просит Марию о клятве христианской верой. Икона у Пушкина, как в поэме «Монах», защищает человека от нечистой силы. Причем важно, чтобы перед иконой горела лампада, как у Марии, или свеча. Тогда икона обретает особую чудодейственную силу. В «Русалке» княгиня, опасаясь за мужа, призывает мамку: Ах Боже мой! в лесу ночной порою И дикий зверь, и лютый человек, И леший бродит — долго ль до беды. Скорей зажги свечу перед иконой (5: 377). Иконы помогают героям Пушкина в самых разных ситуациях. Как Самсон Вырин находит в Петербурге свою Дунюшку? Когда на второй раз ротмистр Минский не принял старика и тот отчаялся увидеть дочь, станционный смотритель пошел в церковь и заказал молебен перед чудотворной иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость». И Богородица через Свой чудотворный образ помогла ему: когда Самсон Вырин шел из церкви по Литейному проспекту, он увидел Минского, последовал за ним и так попал в квартиру, где проживала его дочь. Красный угол с иконами есть у Пушкина и в другом произведении — «Сказке о мертвой царевне и семи богатырях». Поэт называет их богатырями, но занимаются они «молодецким разбоем». Напомним эпизод, в котором царевна, оставшись одна, получила от старушки золотое наливное яблочко и, не выдержав, откусила кусочек. И вот что случилось: Вдруг она, моя душа, Пошатнулась не дыша, Белы руки опустила, Плод румяный уронила, Закатилися глаза, И она под образа Головой на лавку пала И тиха, недвижна стала (4: 353). Обратим внимание, что царевна падает не на пол, а в красный угол — самое святое место в избе. В углу стояли лавки и накрытый скатертью стол, туда сажали почетного гостя. То, что она упала именно под иконы, служит залогом ее пробуждения от смертного сна. Сказочные и христианские мотивы у Пушкина здесь переплетаются (как ранее языческие и христианские). Продолжение следует. Православие.ru Валерий Лепахин |
