Возродиться ли храму в селе Шингакуль? |
| 19.12.2012 г. |
  Зачинался день. Морозный рассвет встретил нас в селе Шингакуле. Зябко поёживаясь, но с восторгом всматриваясь в окружающие нас дома и сараи, выплывающие в легком тумане рассветного утра, мы бодро шли по улице села. Жители ещё спали. Тишина зимнего утра приветствовала нас. Дома и провода в стройном правильном ряду, образующим некую инфраструктуру села, с любопытством взирали на нас, а мы устремили взоры на стоящий вдалеке за железнодорожной линией элеватор. Этот почти обязательный атрибут крупного посёлка демонстрировал прошлое благополучие и наводил сегодня на грустные размышления.Анна Васильевна Гуслистая выбежала нам навстречу, как будто знала, что мы направлялись к её дому. Ответив на приветствие, мы (историк Павел Егоров – руководитель исследовательской группы от Уфимской митрополии) объяснили, что приехали из Уфы. Цель нашего приезда – сбор сведений об истории Шингакульской церкви, и шли мы действительно к ней. Анна Васильевна пригласила в дом, и мы, успев уже озябнуть, с радостью поспешили в тепло. Анна появилась на Божий свет в 1928 году в деревне Никитинке. Сегодня на карте Чишминского района деревни нет, она срослась с селом Шингакуль. В первый класс она пошла в школу соседней деревни Кузьминки. Окончила 7 классов, на этом учёба Ани закончилась. В семье было пятеро детей, Аня старшая. Мама рано умерла, поэтому семейные заботы по хозяйству легли на плечи старшей дочери. Так с ранних лет начала трудиться Анна Васильевна. Позднее она устроилась кассиром на железнодорожную станцию и проработала в этой должности до пенсии. Вышла замуж, родила пятерых детей. Сегодня на заслуженном отдыхе она пересматривает свою жизнь и делает для себя важные выводы. Она не удивилась нашему приезду, как будто ждала этого разговора. Как выглядела церковь в Шингакуле, она не знает, так как приехали в село в годы раскулачивания, когда уже церкви не было. А в детстве она с бабушкой Еленой ходила в церковь в Казанку-Орловку и Дурасово. Папа Василий Николаевич был грамотным человеком, знал Закон Божий, пел на клиросе. Анна Васильевна сегодня переживает, что в Шингакуле нет храма и уверена, что его необходимо восстанавливать. Историю церкви она знает села по рассказам и делится своими познаниями, мысленно проводя параллель между своей жизнью и судьбой храма. Храм разобрали после закрытия и перенесли на другое место, превратили в школу, а на церковном месте построили дом Елена и Николай Стручковы, оставалась церковная сторожка… «На самом деле не на этом месте, а рядом», – уточняет Павел Егоров, устанавливавший Памятный Крест на месте храма вместе с епархиальной молодёжкой в 2009 году. Мы уютно сидели за столом. Анна Васильевна гостеприимно угощала нас жареной картошечкой. Не верилось, что мы пережили времена, когда о сокровенном и сердечном можно было говорить только вполголоса. «Господь ведь наказал за беззакония», – сетует, сокрушаясь, Анна Васильевна. Сейчас в доме на церковном месте живёт пожилая бабушка. Не обошли стороной её семью несчастья и трагедии, пьянство, убийство стали обычным делом. Конечно, приятнее говорить о чудесных знамениях, о душевных волнениях, связанных с чудом. Наша опрашиваемая уверена, что Господь возвращает нас на стезю Божию, поэтому горячо принимает участие в разговоре, радуясь возможности сопричастности возрождения храма в селе. «Я помню в детстве: мы сидим на печке, а дед смотрит в окно и говорит: «Смотрите внимательно, кто крест будет ломать, тот пострадает». Хоть Анна Васильевна в этом не участвовала, видно, что она всем сердцем переживает за случившееся. К ней на огонек заглянули жительницы села Тамара Евлантьевна Морозова, Анна Андреевна Караванская и Валентина Сергеевна Еранова и сразу же включились в разговор. Они поддержали мысль Павла Егорова о том, что церковь необходимо восстанавливать не где-нибудь, а только на историческом месте. «Иначе это будет никакое не восстановление. Нужно созвать общее собрание», – решительно заявляет Анна Андреевна. «Ведь, как жили: старались, работали, но боялись говорить о церкви. В душе про Бога не забывали, детей тайно крестили», – подхватывает Тамара Евлантьевна. Её семья жила в Затоне, до Крестовоздвиженского храма Уфы пешком ходили. При этом Тамара вспоминает, что мама всегда предупреждала о том, что об этом нельзя никому говорить. Как-то по-особенному звучит это на устах её. Свой смысл вкладывает она в произносимые слова. «После посещения храма, конечно, мы отдыхали», – добавляет Тамара Евлантьевна. «Случалось, что вызывали в сельсовет и ругали за то, что крестили детей. А крестили в Раевской церкви, – добавляет Анна Андреевна, – спасибо, что не выгоняли с работы, мы работали хорошо». «Договаривались с батюшкой заранее. Батюшка был старенький, – поясняет Валентина Сергеевна, – он подсказывал, как лучше сделать, чтобы было скрытно». Валентина Сергеевна вспомнила, как они покрестили сына Юру в 1968 году. Приехали в Раевку затемно, огородами добирались до дома священника. На дому же и совершилось крещение. Обратно возвращались тоже в темноте, чтобы не быть узнанными. Иногда преподавателей, уличенных в крещении или других церковных требах, вызывали на педсовет и прорабатывали. Так вот и жили. Валентина Сергеевна с улыбкой поведала, как они детьми в 60-е годы бегали по фундаменту Шингакульской церкви. На этом месте были обширные заросли, и детям нравилось устраивать прятки и догонялки. Фундамент занимал довольно обширное пространство, чётко просматривались «дорожки» стенок – границ фундамента. Валентина Сергеевна назвала фамилию «Пенкин». Житель села Пенкин участвовал в раскулачивании и принимал самое непосредственное участие в разгроме церкви. Он залезал наверх храма и ломал крест. Позднее его парализовало. Бабушки наперебой что-то вспоминали, они торопились поделиться, словно боялись, что что-то упустят из виду и не успеют сказать. Анна Васильевна на вопрос Павла Егорова о крестных ходах ответила, что как таковых крестных ходов в то время не было, но родители ходили на речку Мудряк в засушливое лето и просили дождя. Жила в селе тётя Мотя Фурсова. У неё был маленький дом, и сельчане в Пасху или какой-другой праздник собирались у неё. Людей приходило мало. Видимо, это были те, кто пытался сохранить веру в душе и в жизни. Бабушки даже назвали некоторых: тётя Даша Балакирева, тётя Клава Артамонова. В 60-е годы собирались у Маруси Михеевой. Православная вера жила в сердцах шингакульцев. Словно некий живой организм она хоронилась и таилась в глубинах человеческого бытия и ждала благоприятных времён, чтобы воспрянуть и громко заявить о себе. Мы вдруг все почувствовали, как необходимо возрождение церкви в этом старом русском железнодорожном посёлке, с его неповторимым укладом, связанной с «царской чугункой». Расставшись с активистами села и договорившись о новой встрече, мы поспешили на улицу Почтовую. Нина Николаевна Зайцева, живущая на Почтовой, та, к которой мы направлялись. Мы встретились с ней у дома. Несмотря на сильнейший гололед, она буквально бежала по улице. «Дел много», – объяснила на ходу Нина Николаевна. «Я родилась в 1933 году, но не до возраста и не до отдыха, сестра болеет, нуждается в ежедневном уходе, хозяйство, дом – всё требует внимания и заботы», – пояснила она. «Господь помогает, – подумалось нам, – вера силы придает». После неё мы пошли по той же улице в дом к Анисье Петровне Кузнецовой. Она родилась в 1924 году. Юркая и быстрая на движения Анисья Петровна приветливо провела нас в дом. Живёт одна. В небольшой комнатке чистота и порядок. В красном углу – много икон и цветов. Всю жизнь Анисья Петровна проработала на птичнике, участвовала в трудовой мобилизации в годы Великой Отечественной войны. «Церковь у нас в Шингакуле была, на школу перенесли», – рассказывает Анисья Петровна. Ей так хочется нам помочь, что она путает свои личные воспоминания и воспоминания, связанные с религиозной обрядовостью. Хотя, кто может чётко разграничить в нашей жизни духовное начало и светское, ведь в советский период государственная идеология подменила церковь. Время стёрло в памяти Анисьи Петровны, как именно ломали церковь и переносили на новое место. Мы же направились к другой жительнице Рузановой Людмиле Кирилловне. По рассказам вышеназванных бабушек в её семье должна находиться икона, которая чудесным образом обновилась. Хозяйка была дома и согласилась ответить на наши вопросы. Конечно, наш первый вопрос касался иконы. Людмила Кирилловна, не колеблясь, подвела нас к полочке-божнице и показала икону Николая Чудотворца. Икона «ударила» в лицо своей стариной. В самом обыкновенном деревянном окладе – лик Николая Чудотворца, чей образ окружен искренним почитанием и поклонением в русском народе. Он смотрел на нас тихо, безропотно, а в глазах светилась надежда. Мы благоговейно перекрестились, Павел сфотографировал святыню. «Икона была ещё темнее», – сказала хозяйка. Образ святого вставлен в фольгу. Со временем фольга потемнела, дерево стало рассыпаться. Икона из села Романовки, хранилась у матери Людмилы, она жила в деревне Кузьминке. «Это случилось в 1960-е годы, в ночное время. Бабушка, живущая по соседству с моей мамой, зашла к ней. Они часто читали вместе молитвы. Соседка, взглянув на икону, ахнула и перекрестилась. Лик посветлел, фольга заблестела». Мама, умирая, передала икону Людмиле. «Икона хранится в семье с давних пор, передаётся из поколения в поколение, и так будет и дальше», – подытожила наша собеседница. История с этой иконой – как некий символ единения православных шингакульцев. Об этом знаменательном факте сначала рассказали наши первые опрашиваемые. Анна Васильевна поведала, что её родители ходили к иконе молиться и обратили внимание, что икона стала светлее, как будто обновилась. Сегодня сельчане проникновенно и благоговейно говорят о местном чуде, и мы, в свою очередь, послушав их, тоже поверили в это. Ведь славится Уфимская земля своими многими святыми. Мы заглянули и к Анне Фоминичне Филатовой, которая родилась в 1938 году. Она ответила на наши вопросы: «Мы жили в деревне Царичанке без храма. О том, что в соседнем селе Шестаеве стояла церковь, рассказывала бабушка. Потом переехали в Шингакуль». Оказывается, горьки и печальны те времена, когда ломали храмы. Но ещё более горьки и печальны те времена, когда люди живут без храмов, без красоты душевной, без смысла в сердце. К вечеру ветер задувал сильнее, стало ещё морознее, мы возвращались в Уфу с Вячеславом Яровым, будущим прихожанином Шингакульской церкви. «Как же вы поставили этот Крест Поклонный?» – спросила я у Павла Владимировича. «Это было 4 октября 2009 года. На сей раз выехали с соборной молодёжкой «Панагией». Что необычно – крест дубовый, до этого почти всегда ставили сосновые. Это был крест, пожертвованный удивительным человеком, возродившим храм в Русском Юрмаше, – Владимиром Германовичем Зиновым, 17 лет он был старостой прихода. У него в гараже были приготовлены два креста: «Забирай вот этот, указал он мне, а тот уж мой будет…» Как-то странно стало от его слов, с непростым чувством уезжал я из Юрмаша. И не напрасно – через неделю он скончался, и второй крест действительно занял своё место – на его могиле у алтаря возрожденной Юрмашской церкви. «Ну что ж, В.Г. пожертвовал святой крест на церковное место, Русский Юрмаш передал эстафету Шингакулю», – рассеянно утешал я себя, а успокоения не было, как больно, сколько бы он сделал ещё! Но это будет через неделю, а в тот день молодёжка и собравшиеся шингакульцы радостно встретили крест, установили, начался молебен, священник освятил». Каждый Крест, установленный нами на месте разрушенного храма, – эстафета, передаваемая в будущее – ведь, на этом месте святом обязательно будут воссоздан новый храм, а иначе и быть не может! Вот какой он значительный – Шингакульский крест в истории Уфимской епархии. Фотографии Павла Егорова "Установка поклонного креста осенью 2009 года". Ирина Бакке |
|
