"Душа для Вечности живет": стихи иерея Сергия Лаптева

На нашем приходе, в Крестовоздвиженской церкви, служил отец Сергий Лаптев. К нему приходило много людей на исповедь – тех, кто боялся идти к другим батюшкам. А он, седой, размашистый, радостно встречал всех, называл ласкательными именами, бывало, что плакал вместе с ними на исповеди, и даже совсем больной, был всё время при церкви: « Я не могу жить без своего храма». После службы он беседовал с прихожанами часами. Голос у него был могучий, великолепный… У отца Бориса Развеева в 90-е годы он первый пел в Уфе валаамским распевом на клиросе. А когда-то закончил консерваторию, ездил в стройотряды в Сибирь и увлекался джазом. Мне на вопрос: «Как он пришел в церковь?», батюшка Сергий ответил: «Издалека. Для нас ведь идеалом был Павка Корчагин…» Но в его семье, в Аше, прятали девочку репрессированных родителей, ее спасли, и она стала потом матерью Святослава Бэлзы, известного телеведущего и музыковеда.

Каким рассказчиком был отец Сергий! Помню, как он рассказывал мне о красотах Севера, о том, какой там прозрачный воздух, и как он пошел однажды к недалекой, казалось бы, сопке, и. чем дольше он шел, тем больше она росла, и на закате он оказался далеко от жилья, в безмолвии, и это неожиданно было прекрасно… 

Фотоснимки, которые он делал, можно было назвать авангардистскими: он ловил свет, солнечные лучи, в самых неожиданных ракурсах — из окна, из-за двери… Ненасытно любил книги, много книг по православию его семья передала в библиотеку прихода.

Есть у нас прихожане, которые говорят, что по его молитвам им удалось бросить пить, и поэтому у него были искушения, он страдал за их грехи. Говорят также, что незадолго до его смерти этот седой старик на улице заступился за девушку, защищая ее от хулиганов, и получил травму головы, которая и ускорила его кончину. А перед смертью к нему неожиданно в гости приехал друг-священник, и он долго исповедовался ему…

Отец Сергий писал стихи всю жизнь, один раз он попробовал их послать в журнал «Огонек », но ему ответили там так, что он больше таких попыток не делал. А ведь в этих, пусть неумелых, стихах светится его душа, и этот свет нужен людям.

Ирина Ентальцева

Cвященник Cергий Лаптев (1946-2012)

Разговор в вагоне

— Когда-то здесь племя

Свирепое билось,

И падали кони,

И тело ломилось.

— Да бросьте Вы, бросьте,

Вам это приснилось.

— И прах возметался,

И сердце не билось.

А сколько хотелось…

А сколько любилось…

— Пусть это и было,

Не Вами же жилось.

— Летел я в погоню

На друге любимом,

В ноздрях щекотало

И ветром, и дымом…

— Вы что-то сказали?

Я занят был сыном.

Так что Вы сказали?

— И дымом… И дымом…

* * * 

Злаки, зраки, звяки, звуки,

Шлемы, копья, стрелы, луки,

Ржанье, крики, стоны, муки,

Ноги, туловища, руки,

Головы, победа, пир,

Череп, чаша, слава, мир.

 * * *

Гражданская война

Кто жил, кто этим проболел,

Кто до конца изведал чашу,

Кто отстраненно не смотрел,

Кто сам сорвался в эту кашу,

Он понимает, что к чему,

Ему не временны надежды,

В цвет не окрашены одежды,

И в розовом не смыты вежды,

Всё в боль спасения ему.

Всё в боль, всё в качестве страданья,

Всё во святое вспоминанье,

Всё жуткости реальной жуть,

Не помолиться, не уснуть…

А ты, ведущий за собою,

К другому вдохновляешь бою.

Здесь места нет передохнуть,

И тут единственный наш путь.

И ненависть прошла, немирность,

И власть имущих недержимость.

Мираж, видение, обман,

(Беда, бесчестие, обман)

А нам – зализыванье ран.

* * *

Се, приступаю к Причащенью.

Не опали нас приобщеньем,

Всё недостойное сгорит,

Огнём от скверны отделит.

На Кровь Святую ужаснися,

Огонь палящий есть Она.

Вкушеньем Тела обожися

Во здравье духа и ума.

Владычне Тело, человече,

Вкусить страшусь – не опалясь.

А ко общенью Кровь приемлю,

С врагами прежде примирясь.

Дерзая Таинств приобщиться,

Ко Жертве Страшной преклонюсь.

Животворящему Владыке,

Вострепетавши, помолюсь.

* * *

Ты, друг, не сердись на меня, дорогой,

Я вовсе не против, я просто другой.

Не выйдет кирпич из гнезда своего,

Есть место, и только оно, для него.

А тот, кто кирпич к кирпичу подгоняет,

Что делает, ведает точно, и знает.

Ты мне не завидуй, от Бога дано

Мне место, убого и скудно оно.

* * *

Спокойный вечер, ночь скорее.

И тишина, и тишина.

Как ожидаю этой встречи

Я, одиночества без сна.

И шорох тихий, и молчанье

Как хороши, как хороши.

И внутреннее трепетанье

Преображаемой души.

Душой — невиннейшим ребенком, —

Забывшим груз забот и лет,

Как ощущается всё тонко:

Звучанье струнки нежной, звонкой,

Нетварный, несказанный свет,

Любви и вечности привет.

Как близок ей, душе вскрылённой,

Последний к Небу перелёт,

И этот в Вечность переход

Как видится определённо —

Душа для Вечности живёт,

Онá её лишь насыщает

Потоком той Воды Живой,

Что нам Спаситель обещает.

Как я хочу туда, домой,

К Тебе!

Ох, как мне хочется домой!..

* * *

А город с наступленьем ночи

Не знает наступленья тишины.

Я — житель твой, что из кусочков

Пытается отсеивать мгновенья,

Где схватывается эта тишина.

Она так упоительно прекрасна,

К себе влечёт неотвратимо властно.

Я так тебя люблю, живу тобой…

И задыхаюсь, как попавший

В неволю певчий соловей.

Неволя эта убивает

Без кистеня и без ножа.

Душа сжимается, дрожа

От униженья и печали.

Вы этого не замечали,

Многоголосию служа?

Как жалко мне за вас и больно.

Слеза накатится невольно

И на ресницах задрожит.

Душа стремительно бежит

От сокрушительного бега

Ликующего бытия,

Живущего лишь для себя,

Себя и всё в себе любя

Для пищи вечного огня.

Переживая боль утраты

Не чувствуем мы, что прижаты

К той самой роковой черте,

Куда ушли когда-то те,

До нас пожившие немного.

Давайте не идти дорогой

Широкой, где толпой идут.

На миг задержимся мы тут,

Где схватим тишины мгновенье,

И жизнь покажется нам тенью

Той Жизни, в Правде где Живут!

Поднимем ноздри к Дуновенью

И Вечной Жизни наслажденье

Нас навсегда собой пленит

И нашей веры станет щит —

Надежды и Любви грядущей…

Пусть удостоится идущий.

* * *

Всё недосказанное видно,

Когда ты болен и устал.

Как лицемерие обидно,

И за улыбкой — лжи оскал.

Как жалко недопониманье

И нежелание понять,

Или злорадное желанье –

Чем уязвить и чем пронять.

Зачем? Зачем всё это надо?

Та боль, другим и самому,

Когда блаженная отрада

Излита всюду и всему,

Излита даром, безвозмездно

Размахом пригвождённых рук…

Прости нас, Пастырь наш безмездный,

Неправедных рабов и слуг.

* * *

Россия, я люблю тебя.

Твоих людей без перспективы,

Насколько же они красивы.

Россия, я люблю тебя.

Моя родная, ты больная.

Я сам больной, я это знаю,

Но никому не дам тебя.

Я поднимусь, я грудью стану.

Тебя, родная, не достанут.

Я пью, сижу, люблю тебя.

* * *

В этой жизни я не научился жить.

В этой жизни я живу не по законам,

А живу лишь по велению души,

Никаким не следуя канонам.

Тяжело и радостно мне жить.

Я могу любить, любить со стоном,

Плачем перевёрнутой души,

Колокольным величавым звоном.

* * *

Строка, написанная раз,

Не увядает, не мельчает,

Она в небесной дымке тает,

Строка, написанная раз.