« Спор о счастье или жизнь как подвиг. Вера Аксакова и схимонахиня Мария (Е.Н. Шахова)»

К 150-летию со дня кончины В.С.Аксаковой

В.C. Аксакова. Автопортрет.

Жизнь старшей дочери С.Т. Аксакова Веры была небогата внешними событиями. Как и многие женщины своего времени, она получила домашнее образование и всю свою жизнь проводила в домашнем кругу. Замуж она не выходила и помогала слепнущему отцу в его литературных трудах. Ей были продиктованы им "Детские годы Багрова-внука", "Семейная хроника", мемуары о Гоголе... В доме Аксаковых собирался весь славянофильский кружок, и она слушала их с горячим участием.

«Она свято хранила заветы и предания всей нашей школы. Она для меня служила руководительницей и поверкой», — писал о ней после ее смерти Иван Сергеевич Аксаков. – "В сестре Вере я лишился старшего и строгого друга".

Она в ежедневной жизни воплощала взгляды славянофилов. Особенно близок ей был Константин Аксаков. Единство их взглядов явно просматривается в переписке с Марией Карташевской, двоюродной их сестрой и невестой Константина Аксакова.

"Мы родные в высшем значении [слова], " – писал Карташевской Константин Аксаков: "Вы так же просты, как Вера, как все мы, вы сделались в нашем семействе своею... Вы так просты, так просты (вы знаете, как высоко я ценю это достоинство)".

По Константину Аксакову простота – это единство веры и жизни, мысли и жизни, слова и бытия. «Духовные сокровища народа, — заявлял он в статье «Россия и Запад», — терпение, простота, смирение». Он ставил их в противовес гордыне современной западной личности, «ставящей себя мерилом всего».

«В человеке замечаю я три отношения и три обязанности, которые налагаются на него при самом рождении. Он — человек, он — высшее создание Божие, просветленное его Духом, он — член человечества, идущего к совершенству под покровом Провиденья, первая его обязанность — соответствовать своему назначению… Он родится гражданином, его отечество — та страна, где он родился, где говорят с ним одним языком, где живут под одними законами, но… прежде чем быть гражданином, он становится членом общества, еще более… сближенного, это сообщество есть — его семья, он родится семьянином…он также обязан действовать для пользы этого маленького общества… То место, где протекало его детство, где распускался, развивался его дух, — здесь отечество становится родиной.

Для того чтобы быть хорошим человеком, должно быть хорошим гражданином, а для того, чтобы быть хорошим гражданином, должно быть хорошим семьянином» — писал он М. Карташевской.

Раскрывая ей свое мировоззрение, в ключевых местах он упоминал Веру как единомышленницу: "Если хотите, всякое благородное действие будет эгоизм, помните, Верочка показывала вам даже сочинение, в котором она написала то же... Но действия его различны. Человек или любит себя в другом, делается частью другого, перемещает свое Я в другого – это эгоизм благородный, отсюда все самопожертвования, или любит другого в себе, для себя ... Это эгоизм низкий". Нужно "...найти себя и слышать себя не в себе, а в общем союзе и согласии, в общей жизни и в общей любви”, – писал он в статье "О современном человеке".

Это было кредо жизни и Веры Аксаковой. Ее полная растворенность в семье, живущей, отметим, высокими идеалами и стремлениями, жизнь как служение ближним, вот то, в чем она нашла свое счастье.

Ее племянница, Ольга Григорьевна Аксакова, писала о ней: «Вера Сергеевна была исключительным явлением даже в этой особо талантливой семье. Она рисуется в моих воспоминаниях, как индивидуальность, как чрезвычайно обаятельное существо, в то время как остальные дочери — все вместе и каждая в отдельности — составляли только семью. Все были религиозны, но она жила религией, горела верой и любовью к Богу, но это в ней не носило печати особой серьезности и скуки. Эта жизнь проходила где-то внутри нее, а в жизни она была ребенком с детьми, веселая девушка со своими подругами, понимающий брат для братьев, отзывчивый друг для всех и каждого».

Безыскусный дневник и письма Веры Аксаковой доносят до нас ее голос, читая их, понимаешь, почему ее талантливые братья считали Веру своей ПОВЕРКОЙ, они сверялись по ней как по камертону, издающему тихий, но верный звук.

«Духовное смирение составляло ее естество» — писала о ней ведущий аксаковед Е.И. Анненкова.

Обратимся опять к переписке с М. Карташевской. Родители не позволили ей брак с Константином, ее двоюродным братом, запретили и их переписку, но переписка ее с Верой Аксаковой продолжалась в течение десятилетий, и в ней явно можно увидеть духовное руководство старшей сестры.

В нескольких письмах они обсуждали повести графини Салиас (Евгении Тур).

По мнению Веры Аксаковой ее повести и подобные им «лишены правды».

«Все толкуют, — пишет она, — об отрывочных явлениях жизни, не только не понимая истинного высокого ее значения, но даже не признавая его, даже действуя почти намеренно противно ему. Благоденствие, счастье в жизни (будет ли оно заключаться в удобствах жизни или в удовлетворении личных потребностей, любви — все равно) — вот вся их задача, вот вся их цена, вот в чем заключается все призвание по их мнению человека… Ты сама, не замечая того, высказала добродушно это же само впечатление в следующих словах: «Я говорю не о тех вечных законах нравственности и истины — а об обыкновенной жизни.

Итак, ты разделяешь вечные законы нравственности и истины от здешней жизни… Вечные законы нравственности и истины, стало быть, не должны осуществляться в этой жизни, т. е. не должны быть для человека целью, к которой он постоянно стремится, которая одна только… укрепляет его во всю жизнь и дает ему высокое значение человека, которая единственно только и дает истинный смысл жизни.»

«Ты ошибочно употребляешь слово духовный вместо душевный, — в другом месте поправляет Вера Машеньку Карташевскую — говоря, что я мирюсь с отсутствием счастья духовного; нет, с этим мириться невозможно, без этого жить нельзя. Но личное душевное счастье еще не духовное, и потому без него жить можно и даже жить не напрасно…»

И снова по поводу повестей Салиас: «Я слишком уважаю жизнь, слишком дороги мне все эти прекрасные проявления, слишком ценю истинное счастье и всякое радостное утешение, хотя бы и временное, на земле, чтоб признать ее в этом судьей.

Не оправдываю я ненужных жертв, они противны совершенно даже моему характеру, не только моему рассудку, жизнь и без того ежеминутно невольный подвиг, уже потому, что мы не можем не быть грешными…»

Вера Аксакова видит подвиг жизни по-святоотечески: в ежеминутной борьбе со своими страстями, с грехом, в стремлении к святости, что по учению славянофилов есть неотъемлемая черта самосознания русского народа. Она записывает в своем дневнике: "Гоголь – святой человек по своему стремленью. Он мог ошибаться как человек; мог запутываться в приложении к житейским обстоятельствам тех святых истин, которым был предан всеми силами души своей, но он возлюбил Бога всем умом своим, всей душой, всеми помышлениями, и ближнего как самого себя, больше этого не требуется от человека. Какой святой подвиг вся его жизнь!"

Она приводит в пример Маше Карташевской слова из письма Н.В. Гоголя ее матери, О.В. Аксаковой: «Глядите просто на мир: он весь полон Божиих благодатей, в каждом событии сокрыты для нас благодати, неистощимыми благодатями кипят все несчастья, нам ниспосылаемые, и день, и час, и минута нашей жизни ознаменована благодатями бесконечной любви. Что же вам более для возвышения духа? Будьте просто светлы душой, не мудрствуя. И если это вам покажется трудно и невозможно подчас, — все равно старайтесь только стремиться к светлости душевной и она придет к вам. Стремясь к светлости, вы стремитесь к Богу, и Бог помогает к себе стремиться. Старайтесь просто, без всякого напряжения душевного быть светлу, как светло дитя в день Светлого Воскресения, и вы много-много выиграете и незаметно вознесетесь выше всего окружающего».

И снова запись в ее дневнике: «Большею частью люди, самые жаркие поклонники нашей семьи, или ее идеализируют до неестественности и даже до смешного, или доводят до такой крайности и до уродливости строгость нашего нравственного взгляда или превозносят до такой степени наше общее образование, ученость даже, что другие могут счесть нас за педантов или по крайней мере, таких исключительных людей, к которым простой, не слишком образованный человек и подойти не сможет…

Мы живем так, потому что нам так живется, потому что иначе мы не можем жить… Мы все смотрим на мир не мечтательно: жизнь для всех нас имеет строгое важное значение, всем она является как трудный подвиг, в котором человек не может обойтись без помощи Бога. Всякий добрый человек найдет в нас сочувствие искреннее…»

Е.И. Анненкова отмечала, что Аксаковы умели в каждом ценить и любить именно то, что было свойственно именно ему. Она писала о С.Т. Аксакове, что с молодости его в отношении к культуре и человеку «привлекала к себе не игра, а служение, не легкость, а самоотверженность…».

«Честен как Аксаков», слова, сказанные об И.С. Аксакове, стали в их кругу поговоркой. Нравственную прочность, которая покоится на нераздельности слова и дела, у Аксаковых замечали многие. И в то же время в семье Аксаковых царили «веселье жизни» и атмосфера любви.

Вера Аксакова трезво и с добрым юмором писала Маше Карташевской в ответ на ее заявление, что некий М.М., сделавший ей предложение, не отвечает представлениям Машеньки об избраннике, наделенном духом единомыслия [таком как когда-то Константин Аксаков?]: «Я вообще не вижу невозможности выйти за человека, не вполне понимающего душевные потребности девушки наших лет…Тебе надобно более стараться спокойно понять его в себе самом и во всех его особенностях, нежели переделывать его по-своему, не спросясь ни его свойств, ни привычек, которые если и могут подвергнуться какому-нибудь развитию или изменению, то все же под условиями его личных особенностей, своим путем, как он сам просто и справедливо выразился…Он так верен во всей своей жизни чувству долга и чести, и потому я считаю возможным примирение с другими его недостатками ... заранее прощающее их и щадящее их даже в глубине души».

О таких проявлениях неназойливой, часто шутливой аксаковской педагогики писал еще С.Т. Аксаков в юношеском стихотворении, посвященном брату Аркадию после их разлуки:

«Кто будет надо мной смеяться,

Меня и тешить, и пугать?

Со мною Пушкиным пленяться,

Со мной смешному хохотать?

Кто старшим лет своих рассудком

Порывы бешенства смирит

И нежным чувством или шуткой

Мою горячность укротит?

Кто слабостям моим прощая,

Во мне лишь доброе ценя,

Так твердо, верно поступая,

Кто будет так любить меня?

……

Сходны по склонностям, по нравам,

Сходны сердечной простотой,

К одним пристрастные забавам,

Любя свободу и покой,

Мы были истинно с тобою

Единокровные друзья…

….

Мы сохраним сердца прямые,

Мы будем с совестью в ладу…» —

писал он, неизменно подписываясь впоследствии в письмах к детям: "Ваш отец и друг».

В доме Аксаковых всегда было весело, отмечал их современник. Это была христианская бодрость, "веселие духа".

Не случайно, Вера Аксакова после смерти 16-летнего брата Миши, талантливого музыканта, писала: «Боже мой, если бы можно было всем нам…жить вместе и горевать вместе, и проводить вместе эту жизнь, и умереть всем вместе. Такого счастия можно молить только…»

Эти слова – лейтмотив всей ее жизни, утверждала Е. И. Анненкова.

Была ли Вера Аксакова прототипом Лизы Калитиной в "Дворянском гнезде", как об этом писали аксаковеды М. П. Лобанов и В.В. Борисова? Анненкова сомневалась в этом. Да, Веру Аксакову с Лизой Калитиной объединяло подлинно христианское чувство необходимости отмаливать грехи «свои и чужие», и понимание того, что современное общество «мало способно к очистительному покаянию», но Вера Аксакова была слишком привязана к своей семье и никогда не высказывала желания уйти в монастырь.

Тургенев говорил, что все его персонажи списаны с натуры, но свидетельства его о прототипах "Дворянского гнезда" не сохранилось.

Он был убежденным "западником" и при этом общался с Аксаковыми.

И.С. Аксаков писал о нем, что это был "истинный художник, а по природе своей, наперекор своему воспитанию и так называемым убеждениям, и вполне русский человек". Ему лишь не хватало в Тургеневе "нравственно-доблестного начала".

Перед тем, как у Тургенева возник замысел "Дворянского гнезда", он гостил в Абрамцеве у Аксаковых. Он находился тогда в духовном и творческом кризисе и произвел на Веру "неприятное впечатление: "Это человек, ...не имеющий понятия ни о какой вере, и которого понятия загрязнились от такой жизни… все его впечатления проходят через нервы, духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать...» — писала она в своем дневнике, — «и возле этого человека – Хомяков, человек... исключительно духовный и не в смысле только его возвышенной, разумной, истинной веры, согретой самым искренним душевным убеждением, не только в смысле его строгой нравственности, но по свойству его натуры, трезвый во всех своих впечатлениях и проявлениях... Необыкновенный человек!"

Сам Тургенев, судя по ее записи в дневнике, старался все время быть рядом с "отесенькой", (С.Т Аксаковым), беседовал с "маменькой", (О.С.Аксаковой), о Хотьковском монастыре, обещал той непременно пойти в будущее воскресенье к обедне... С Верой они не общались.

Мельком увиденная им 35-летняя девушка c суровым взглядом вряд ли смогла бы вызвать у него нежный облик юной Лизы Калитиной.

Было и еще одно, коренное, отличие Веры Аксаковой от Лизы Калитиной. И.С. Аксаков писал А.Ф. Тютчевой 24 июня 1865 года: « Обыкновенно смотрят на религию, как на «утешение в скорбях», как на «отраду», на Бога — как на приют, как на богадельню для увечных и всяких духовных инвалидов. Даже Тургенев в своем романе «Дворянское гнездо», желая привести свою Лизу , после мучений любви, в какое-нибудь тихое пристанище, привел ее в монастырь… Многие приветствовали это в нем как обращение к Богу. Помню, Хомяков первый указал на ложное такое понимание Тургеневым Бога. Бог — есть не только утешение, но сила на подвиг, труд, деятельность, на жизнь».

В 1859 году А.С.Хомяков написал стихотворение:

«Подвиг есть и в сраженьи,

Подвиг есть и в борьбе;

Высший подвиг в терпеньи,

Любви и мольбе.

Если сердце заныло

Перед злобой людской,

Иль насилье схватило

Тебя цепью стальной;

Если скорби земные

Жалом в душу впились, –

С верой бодрой и смелой

Ты за подвиг берись.

Есть у подвига крылья,

И взлетишь ты на них

Без труда, без усилья

Выше мраков земных,

Выше крыши темницы,

Выше злобы слепой,

Выше воплей и криков

Гордой черни людской».

Несомненно, что эти стихи были знакомы и близки Аксаковым.

Исследователи творчества Тургенева в отличие от аксаковедов не называли Веру Аксакову в числе возможных прототипов Лизы Калитиной. Они называли Елизавету Кологривову (в схиме Макарию), Н. А. Герцен, графиню Елизавету Ламберт, поэтессу Елизавету Шахову (в схиме Марию). Остановимся подробнее на последней.

Елизавета Никитична Шахова (1822-1899), дальняя родственница Тургенева, родилась в дворянской семье. Ее творчество рано было оценено современниками. В 1837 году вышел сборник "Опыты в стихах пятнадцатилетней девицы Елисаветы Шаховой», изданный Российской Академий наук, в 1839 году 2-й сборник стихов, вышедший на средства императора Николая 1, который прислал ей в дар бриллиантовые украшения. В этот период она встречалась с И.С. Тургеневым.

Затем она печаталась во многих журналах и альманахах своего времени, таких как "Библиотека для чтения", "Современник", "Сын Отечества", "Северная пчела" и других. Ее смущала ее известность, мешала слава.

Вот строки из ее стихотворения «К женщинам-поэтам»

Я спрошу, сестра меньшая,

Первенствующих cестер:

Жизнь с поэзией мешая,

Рвется ль сердце на простор?

……

Нам чело венец лавровый

Давит, колет и теснит,

Торжествует ум суровый, —

Сердце женское грустит.

И наряд не в пору новый,

И красе никто не льстит.

Как богине, слабой жрице

Воскуряют фимиам

И влекут на колеснице

К неприступным высотам,

Где — иззябнувшей певице

Не взойти по облакам.

Удивление восторга —

А ни искорки огня;

Вместо чувства — проба торга,

Свет фосфора — вместо дня…

Ее не влекла к себе светская жизнь, и, когда обеспокоенные родители нашли 23-летней красавице-дочери жениха, она внезапно оставила родной дом и стала послушницей в Спасо-Бородинском монастыре. Елизавета Шахова сделала этот выбор по благословению своего духовника, будущего святителя Игнатия (Брянчанинова).

Монастырем руководила игуменья Мария (Маргарита Тучкова), вдова генерала Александра Тучкова, погибшего на Бородинском поле. На месте смерти мужа она поставила церковь во имя Всемилостивого Спаса, а в 1838 году здесь был утвержден монастырь. Сама Маргарита Тучкова, похоронив сына, решила стать там простой монахиней, но по благословению св. Игнатия (Брянчанинова) стала игуменьей монастыря.

Под руководством этих двух подвижников благочестия (оба они были из дворянского звания, как и она), начинался иноческий подвиг Елизаветы Шаховой.

Впоследствии она написала "Памятные записки о жизни игумении Марии, основательницы Спасо-Бородинского монастыря" (напечатаны в журнале "Странник", 1865), "Жизнь схиигумении Старо-Ладожского монастыря Евпраксии... ("Странник", 1860), вышло несколько книг ее духовных стихов и поэм, она переводила «Деяния седми Вселенских соборов»…

Среди ее стихов, переизданных в наше время, есть размышления, близкие сердцу любого историка:

«Развалины на берегу Волхова в Старой Ладоге»

Века, не годы, протекали

Над этой крепостью глухой

Под грудой камней своды спали

Над исторической рекой…

…

Но в край забытый муж ученый

С заветной думою достиг,

И — замок, прахом поглощенный,

Как остов собранный возник!

Раскрылись грозные руины,

Бойницы, башни, тайники,

И встали древние картины

Времен минувших у реки.

В них любопытный посетитель

Читает летопись побед,

Гадает, кто был победитель

И как был смят и прогнан швед.

Открыты внутренние сходы,

Колодец тайный под стеной,

Ступени, стены, переходы, —

Громадных камней — ряд сплошной…

Как любо тут стоять, мечтая,

Так сердце млеет, ум парит!

Днесь о тебе, о Русь святая!

Здесь камень с камнем говорит…

Когда она подвизалась в Успенском Старо-Ладожском монастыре, она устроила там школу для девочек, когда ее перевели в монастырь в Вильно, она изучила польский язык, чтобы вести занятия в местной школе. Затем по указу императрицы Марии Александровны, супруги императора Александра 11, она приняла под свое руководство Покровскую общину сестер милосердия в Петербурге.

В начале 1890-х годов она удалилась снова в Старо-Ладожский монастырь и приняла там схиму.

Если бы И.С. Тургенев в своем «Дворянском гнезде» вместо лирической, камерной истории ухода Лизы Калитиной в монастырь с присущим ему талантом изобразил подлинную историю жизни Елизаветы Шаховой, то может быть, именно она, а не последующие его героини-революционерки, стала бы предметом для подражания молодежи. Ведь роман имел огромный успех у публики, не читать его считалось в обществе неприличным. Говорили, что «тургеневских девушек», так бесстрашно уходивших служить революции, сначала не было, во всяком случае, в таком количестве, но он описал их, и они появились. 

Когда мы были в паломнической поездке в Старо- Ладожском девичьем монастыре, молодая насельница вдохновенно рассказывала нам о жизни схиигумении Евпраксии и схимонахини Марии (Елизаветы Шаховой). Сама она была родом из Петербурга, и поменяла работу в компьютерной фирме на жизнь в далекой обители. На предложение паломников-москвичей помочь небогатому монастырю одеждой и обувью, она улыбнулась: «Но вы ведь пришлете туфли на каблуках, а нам нужен мини-трактор» и рассказала, как инокини с помощью Божией отстояли древний Успенский храм от того, чтобы местная мафия разместила в нем казино... От этой худенькой девочки шло ощущение силы. Она приняла эстафету жизни как подвига.

И Вера Аксакова, и Елизавета Шахова прожили плодотворную, духовно-счастливую жизнь. Одна из них служила Богу и ближним в своей семье, другая — в монастыре.

"Бог так устроил человеческую природу, что именно в служении человек обретает подлинное счастье, – сказал Патриарх Кирилл в обращении к молодежи: "И чем более высоким и полнокровным бывает это служение, тем более полным бывает счастье. Служение Христу, которое начинается с простых добрых дел и с попытки жить в соответствии с Его заповедями, приносит человеку счастье, которое начинается на земле, но имеет продолжение в вечности, делает человека причастником жизни вечной".

И.Н. Ентальцева

Литература

1. Анненкова Е.И. Аксаковы. – СПб, 1998.

2. Аксаков К.С. О современном человеке // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. – М., 1995. – С.434.

3. Аксакова В.С. Дневник. 1854-1855. – М.,2004.

4. Кузнецова А.Явление яркое, неординарное: К 220-летию со дня рождения С.Т.Аксакова // Подмосковный летописец — 2011 —№3. с.33.

5. Лобанов М.П. Сергей Тимофеевич Аксаков. – М., 1987.

6. Борисова В.В. Вера Аксакова как прототип Лизы Калитиной // Аксаковский сборник. – Вып. 3. – Уфа,2001. – С. 104-108.

7. Аксаков И.С. О кончине Тургенева. // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. – М., 1982. – С. 282.

8. Реальные и бытовые источники "Дворянского гнезда" // http :tyrgenev/ lit. into. ru.

9. Маргарита Тучкова: «Твоя судьба решится в Бородино» // О женщина! Велика вера твоя. —2002. — С. 201-205.

10. Афанасьев В. Схимонахиня Мария (Е.Н. Шахова) // Журнал Московской патриархии. — 1995. — № 12. — С. 72-73.

11. Царицы муз. Русские поэтессы Х1Х - начала ХХ века. — М., 1989. —С. 113-114.

12. Обращение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла по случаю Дня православной молодежи // Церковный вестник. – 2009 – № 4 – C. 15.