Наверное, благодаря Богу выжила

«После окончания пятого класса я отработала 40 с лишним лет на Гвоздильном заводе», - рассказывает Прасковья Константиновна Молоканова, жительница города Благовещенск Республики Башкортостан.

История войны так же ярко высвечивается и в воспоминаниях тружеников тыла. Прасковья Константиновна Молоканова родилась в 1927 году в Благовещенске. Вспоминая детство, она задумчиво и с особой теплотой говорит о своей маме. Мама Евдокия Андреевна работала подсобницей на Арматурном заводе. Она начала работать рано, в семье у них было пятеро детей. Она даже не училась грамоте. Такие были времена.

Крестили маленькую Паню в церкви, которая стояла на территории Арматурного завода. Церковь была каменная. Когда церковь закрыли в советское время, то сделали в ней клуб. Прасковья Константиновна рассказывает:

- Меня крестили сразу после рождения. Я была очень слабенькая. Мама боялась, что по состоянию здоровья я долго не проживу. Меня на санях повезли в церковь крестить. Накануне выпал снег и быстро растаял. Так что домой вернулись на телеге. Мама потом шутила, что увезли крестить зимой, а вернулись весной. Наверное, благодаря Богу я и стала жить и смогла работать.

С 14 лет после окончания пятого класса Прасковья Константиновна стала работать на Гвоздильном заводе и отработала 40 с лишним лет. Она помнит фамилии директоров завода: Стаценко, Моисеев, Свирин, Орлов, Лукъященко, Анатолий Матвеевич Мельников, который работал вторым секретарём парткома завода сначала, а потом стал директором. Лукъященко очень уважительно относился к рабочим.

Мы сидели с Прасковьей Константиновной на завалинке и беседовали. Было тепло, бабье лето было в разгаре. Зеленела трава, а листочки на деревьях уже пожелтели, пауки плели паутину, а в воздухе летали надоедливые муки, и было очень трудно представить хрупкую девочку Паню, болезненную и слабенькую, и других благовещенских девчонок, заступивших на трудовую вахту на Гвоздильный завод в годы Великой Отечественной войны.

Труженица тыла рассказывала:

- Сначала была столярная мастерская в Благовещенске. Делали веялки, стулья. Приехал завод из Белоруссии в 1941 году. Привезли станки, копали траншеи. Цех уже работал, станки работали, когда я начала трудиться. В Благовещенск прибыли эвакуированные рабочие с заводским оборудованием. Многие потом домой не вернулись, выходили замуж, женились и остались в Благовещенске навсегда.

По архивным данным в начале войны из Белоруссии в город эвакуируется Проволочно-гвоздильный завод «Красный Октябрь». Приказом по заводу от 16 октября 1941 года проводятся работы по запуску эвакуированного завода. Вместе с заводским оборудованием в Благовещенск приехали 36 семей. Многие из них были квалифицированными рабочими. Их разместили по домам и семьям.

В январе 1942 года завод выпустил первую продукцию гвоздей, которые уместились на одной подводе. Завод, в основном, выпускал обувные гвозди для военной обуви.

Прасковья Константиновна поступила на завод в 1942 году. Сначала её направили на строительные работы. Когда ей на следующий год 8 ноября исполнилось 15 лет, то её уже оформили штатным слесарем. На мой недоумённый вопрос: «В чём заключались её обязанности?» она ответила:

- Я работала на станках, нарезала болты, гайки. Через четыре года меня поставили на гвоздильный станок, и я рубила гвозди в течение 22 лет. Прасковья Константиновна говорила об этом просто, как будто всё это было в порядке вещей. Я же смотрела на неё и думала, в чём секрет жизнестойкости наших женщин. Они не жалеют себя, они не выбирают лучшей доли, они просто примиряются с обстоятельствами. И так было во все времена.

Прасковья Константиновна замолчала, оглядевшись по сторонам, словно очнувшись от сна. Тот же двор, выкопанная картошка сложена в аккуратную кучку. Залаяла собака, нарушив тишину полуденных часов, когда на непродолжительное время замирает всякая работа у людей. Неожиданно она засмеялась. Я посмотрела на мою героиню и невольно тоже улыбнулась, столь лучиста была её улыбка.

- А знаете, как мне вручали медаль? В 1946 году к нам в Благовещенск приехали вручать медали за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны. Вызвали и меня. Вы же представляете, что первые годы после войны мы ещё не оправились от нужды. У меня не было приличной одежды, чтобы надеть для получения награды. Я и идти – то не хотела. Но, что делать. Вобщем, пошла. Приехавшие руководители посмотрели на меня, покачали головами, ведь вышла я за медалью в лаптях. Другой обуви у меня не было. Так жили.

На мой вопрос о том, как же всё-таки выдюжили эту проклятую войну, она ответила просто. - Жили – не тужили. Крапиву ели, конёвник (я даже не знаю этой травы), лебеду. Сеяли просо. Мама натолчёт в ступе просо, сварит с кожурой. Мы наедимся, обманем голод и за работу. Там, где сейчас автобусная остановка, раньше сажали картошку. Урожай возили на себе. На себе же возили и дрова. Мы не считали себя детьми, работали наравне со взрослыми. Когда исполнялось 16 лет, то рабочий день длился до 12 часов. Если не дотягивались до тисов, то подставляли пустые ящики. У маховика широкий ремень. Для нас он был очень большой. Мы, несколько детей, его облепим, как мухи, и надеваем. Также и болты вставляли в тиски. Пол на заводе прорезали ямы, выложенные кирпичом, - траншеи. Помню, работала с нами Катя Яркина. Она была постарше меня. Ей уж было годов 15-16. Так вот она стала надевать ремень, не удержалась и упала в траншею. Рука её попала в станок и руку отрезало. Мы очень переживали, ведь подобное могло случиться и с нами. Боялись, но работали, не отлынивали. Не было даже мыла. Спецовка превращалась в хром, масло смешивалось с грязью. Летом в озере стирали её. Озеро находилось за заводом. Глиной или кирпичом натрём спецовку и окунаем в воду. Жили дружно. Делились картошкой.

Прасковья Константиновна рассказывала неторопливо, взвешивая каждое слово, как будто сама не верила в то, что они смогли выжить и победить.

- Наверное, Господь при крещении особым образом укрепил душевные и телесные силы девочки, а, может, молитва матери придавала ей силы в течение всей жизни, - подумала я.

- Мама ведь всегда молилась, хоть и не показывала виду и не ходила в церковь, - вдруг, словно услышав мои мысли, поспешила добавить тётя Панечка (так я к ней обращалась). У меня и её иконка сохранилась.

Ирина Бакке.