Когда-то, в середине 80-х, работая в ТАСС, я познакомился с удивительным человеком - Михаилом Леонидовичем Кургановым. Мы оба сидели за одним столом и занимались корректурой и редактурой внутренней тассовской литературы, выходившей для служебного пользования ежедневно, такой, к примеру, как БПИ (Бюллетень политической информации), ИПК (Информационные письма корреспондентов) и тому подобной. Миша, так я к нему обращался, родился в Москве 2 апреля 1950 года в семье, как он говорил, номенклатурщиков и был старше меня на четырнадцать лет.
В то время, владея колоссальными знаниями и опытом, имея свой взгляд на все происходящее, что, впрочем , среди работников ТАСС того времени редкостью не являлось, он работал над диссертацией. Мы плотно общались, и вскоре наше общение переросло в настоящую крепкую мужскую дружбу. В то время я много рисовал, писал инструментальную музыку, пробовал писать стихи, песни, вел дневники, что было явно по душе моему коллеге: всем этим он интересовался и нередко просил меня дать ему взглянуть на очередное моё творение. В перерывах-перекурах мы подолгу беседовали на общечеловеческие, философские, научные темы, и во всём, к моему удивлению, он проявлял обширные знания и конструктивное владение информацией. Безусловно, я прислушивался к нему и во многом, признаюсь, хотел быть похожим на своего смелого и принципиального друга, готового вступить в прения, как мне казалось, аж с самим Генсеком, если вопросы будут касаться чести и совести. В одной из бесед я поделился с ним, что, помимо искусства, занимаюсь исследованиями в области психологии и норм человеческой этики и рассказал ему о своих взглядах и, как мне казалось, о небольших открытиях. Удивительно, но Миша отнесся к этому крайне серьезно и через неделю неожиданно предоставил мне обширный план-реферат, где тезисно изложил все, что посчитал нужным увидеть в моей работе. Тогда я не мог и представить широту требований к создаваемому этого человека. Но отчасти пересмотрел концепцию каждой из выбранных для исследования тем и многократно расширил свои подходы, а через полгода у меня появились первые, пока еще черновые работы, напечатанные на машинке моей супругой, и я предоставил их Курганову для оценки. Критики было немало, но в целом работа была одобрена. Каким-то чудесным образом Михаилу Леонидовичу удалось, пользуясь своими добрыми отношениями в коллективе, познакомить с тем, что я создал, нескольких известных журналистов, в том числе Василия Пескова и Юрия Черниченко, ведущего в те годы программу «Сельский час», и даже директора агентства Лосева Сергея Андреевича и получить от них положительную оценку. Книга Юрия Черниченко «Кузнец, пахарь и мельник», подаренная мне автором с вдохновляющей дарственной надписью, до сих пор хранится в моей домашней библиотеке. С того времени Миша настоятельно стал предлагать мне подумать о том, чтобы продолжить свое образование не в Университете искусств, куда я готовился к поступлению, а на философском факультете МГУ.
После работы мы нередко прогуливались по Тверскому и подолгу беседовали. Я старался развернуто отвечать ему на те вопросы-тезисы, что он постоянно предлагал для моей работы. А несколько позже вручил ему рукопись своей книги «Белый уголь, черный снег», где рассматривал совместимость личных качеств человека с социальными требованиями того времени. Надо сказать, что писалась эта книга с огромным увлечением и ради нее я жертвовал всем, исключая лишь то время, что было отведено мною на занятия живописью и музыкой. Иных же занятий для меня тогда не существовало, а если что-то и существовало, то в совершенно минимальных пределах. Как-то Миша пошутил, что если я разработаю те вопросы и темы, которые он предложил мне включить в свою работу, может вполне получиться докторская диссертация.
Найдя во мне друга, собеседника и, по его словам, продолжателя, Михаил Леонидович дарил мне лучшее из своего научного опыта, был в меру строг и очень требователен. И я понимал, что у меня появился достойный наставник. Во многом именно Миша сподвигнул меня задуматься о духовной, точнее, православной составляющей моей жизни, и на просьбу стать моим восприемником при крещении дал положительный ответ. Крестился я летом, 4 июля 1990 года, а в январе 1991 года Миши не стало. Он умер в одной из московских больниц от тяжелой болезни, которую много лет тщательно скрывал от коллег и о которой знали только его мама, ушедшая из жизни годом раньше, и я... Незадолго до этого он передал мне часть своих рукописей, сопроводив дар свойственным ему коротким возгласом: умней и вдохновляйся! Именно таким было его пожелание всякому человеку, в ком он видел потенциального "коллегу по разуму", как он любил выражаться.
Сегодня, 2 апреля 2020 года, Михаилу бы исполнилось 70 лет. Его любила и очень уважала моя мама, искренне ценили моя супруга и мои близкие друзья. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как его нет рядом со мной, но и по сей день я вновь и вновь беру и перечитываю его тетради, жалея, что так и не успел перепечатать его многочисленные дневники и стихи. Увы, но молодость во многом беспечна и очень неразумна: проходят годы, и всегда остается нечто, о чем приходится, в противовес гениальной дементьевской строке, жалеть. Сегодняшняя судьба рукописей мне неизвестна: детей у Миши не было, а с братом отношения складывались непросто. Но, как говорится, чем богаты…
Открываю старую общую тетрадь, подписанную Михаилом на форзаце: М.Л. Курганов «Взгляд сквозь зрение», 1985 г." и читаю: «То, что происходит и будет происходить в России на переломе тысячелетий, лишь взрыхлит почву, но без посева, настоящего культурного посева , ничего не случится. Вопрос о семенах: вот здесь-то и необходимо что-то родное, в противовес нарастающему зарубежному культурному сырью. Без своего вряд ли что-то получится вырастить. И все-таки не в этом дело. Россия и весь мир обязательно столкнутся с решением наиважнейшей задачи, с проблемой величайшей трудности, и произойдет это довольно-таки скоро, через каких-то 30 с небольшим лет, когда неведомый, но явно надвигающийся всемирный кризис, как в экономике, так и в социальной сфере, потребует появления на свет гуманитарных лидеров и не просто священников и философов, а пастырей иной категории - деятельных, харизматичных и энергичных бессребренников, почти святых людей. Таким и достанутся вожжи правления и влияния в грядущем непростом времени. И дело не в их отстраненности от денег и богатства, которое по-прежнему будет необходимо для влияния, а в том, что на их стороне будет сам Бог. Пожалуй, этим всё и сказано».
Терентий Травник. Из книги «В свое время».
|