|
Ирина Ентальцева
Табынская святыня в жизни святителей митрополита Мануила (Лемешевского) и митрополита Иоанна (Снычева)
Чем отличается труд церковного историка-краеведа от труда историка-краеведа светского?
Тем, что это не только изучение прошлого, но и прикосновение к вечности, к святыне.
Каким должен быть труд церковного историка-краеведа?
Образцом этого может служить пример митрополита Мануила (Лемешевского) и его ученика, митрополита Иоанна (Снычева).
История знает выдающихся архиереев, занимавшихся церковным краеведением, таких как епископ Уфимский Иустин (Полянский), архиепископ Казанский Димитрий (Самбикин).
В тяжелейшие годы гонений на церковь этот труд подъял на себя митрополит Мануил (Лемешевский).
Везде, где бы он ни служил – в Петербурге или в провинции, был ли он в ссылке, на Соловках, он не оставлял трудов по церковной истории, и везде он обращался к изучению местных святынь и житий местных подвижников благочестия.
Вынужденными перерывами в этой работе были только годы тюрем и лагерей.
Удивляет количество сделанного им.
Его «плач о книгах» [1] может понять только провинциальный историк «доинтернетовской» эпохи.
Он вовлекал в труды по церковной истории своих духовных чад, сотни карточек в его картотеке архиереев написаны разными почерками.
В годы массового уничтожения верующих он заботился о сохранении церковной истории – для чего?
Что подвигало его на это?
Митрополит Иоанн (Снычев) писал о владыке Мануиле: «Ни на минуту душа его не расставалась мыслию с почившими о Боге праведниками. Память о них была величайшей усладой сердца его. Насаждать, укреплять, возгревать эту память в сердцах верующих – было его непрестанной заботой».
«Он учил, проповедовал, будил спящих, поднимал изнемогших, утешал плачущих, ободрял немощных»
В своих проповедях и соборных молитвах «он возобновлял ежедневно в памяти духовных чад своих прекрасные примеры и образцы духовной жизни и подвига и соединяя крепкими узами, воспоминая, Церковь Небесную и Церковь земную». [2]
Он учил, изучая местных святых, их почитать и, получая от них живую молитвенную поддержку, следовать им в жизни.
Он не только включал в свой синодик имена тех, о ком писал и собирал материалы, но и везде, где служил, поминал местночтимых святых на отпустах, а если подвижники благочестия были еще не канонизированы, то поминал их на заупокойных службах и литиях.
Он вводил там, где этого не было, регулярное чтение акафистов перед местночтимыми иконами и приучал паству к общенародному пению их.
Особенно «горячо и умиленно» [3] он почитал Божию Матерь и всегда чувствовалось что он предстоит перед Ней Самой во время чтения акафистов перед Ее местночтимыми иконами, будь то в Серпухове «Взыскание погибших» или «Тихвинская» в Тихвинском храме.
Вся жизнь его прошла под Покровом Божией Матери. [4] Впервые он явственно ощутил Ее помощь в Киргизской миссии, когда он написал про обновившуюся Абалакскую икону «Знамение», и в полной мере он ощутил это родство в трудах по прославлению чудотворной иконы Божией Матери Табынской во время служения его епископом, а затем архиепископом на Чкаловской, как тогда назвалась Оренбургская кафедра, в 1945-1948 годах.
Владыка прибыл туда в тюремном бушлате после многих лет ссылок и заключения. [5] К этому времени в Оренбургской епархии были закрыты и разрушены почти все храмы, открытыми оставались только два, арестовано почти все духовенство. За 3,5 года служения владыки Мануила на этой кафедре, им было открыто, каждый раз преодолевая сопротивление властей, более 20 храмов, и среди них был Никольский кафедральный собор с оренбургской чудотворной копией Табынской иконы Божией Матери.
У Табынской иконы многие копии становились чудотворными. Праздник Табынской иконы, покровительницы Уральского края, в девятую пятницу после Пасхи издревле собирал на месте ее явления на Святых ключах в Уфимской епархии тысячи паломников не только из окрестных сел, но и из других епархий, а ежегодный крестный ход с чудотворной Табынской иконой был одним из самых протяженных в России по количеству дней и верст. Он проходил по Уфимской, Челябинской, Оренбургской и Самарской епархиям (по Самарской епархии он обычно шел в январе). [6]
Сама чудотворная икона во время крестного хода в годы гражданской войны была выброшена красными из драгоценной ризы, подобрана белыми, из войска Дутова, и при отступлении вместе с ними попала в Харбин. При переходе границы в горах они вынесли только Икону, оружие и патроны. [7]
В Китае для Табынской иконы построили особый храм в Харбине, а потом в Пекине, ее почитали и русские, и китайцы.
Владыка Мануил ходатайствовал перед Святейшим Патриархом Алексием I о содействии в возвращении на Родину Табынской иконы. Патриарх наложил резолюцию: «Надо вернуть святыню». Однако вскоре владыка Мануил был арестован и его прошение, по-видимому, пошло в архив. [8]
Но он успел установить ежегодно править всенощную с акафистом в конце девятой пятницы в Оренбургском Никольском соборе и 3 дня подряд после молебна совершать крестный ход вокруг храма с Табынской иконой. [9]
Кроме того, «у Владыки была давняя мечта возобновить паломничество к месту явления Табынской иконы Божией Матери в Табынь, на Святые Ключи, в Уфимской епархии», - вспоминал митрополит Иоанн (Снычев). [10] Именно в Оренбурге он, юный келейник владыки Мануила, стал его сомолитвенником и соратником во всех делах.
Паломничество в Табынь на девятую пятницу было запрещено властями еще в 1922 году, но тайно оно никогда не прекращалось. Решив возобновить его легально, владыка Мануил в 1947 году выхлопотал «как у светских, так и у духовных властей разрешение на крестный ход с Табынской иконой Пресвятой Богородицы на Святые Ключи, что в Башкирии. Путь от Чкалова до источника – 380 км. В день Святого Духа Владыка причастил всех богомольцев, отслужил молебен «В путь ходящих» и осенил собравшихся Святым крестом», - вспоминал протоиерей Иоанн Зубарев. [11]
«Перед тем, как тронуться в путь, святыню повернули лицом к храму и – о чудо! – темный фон иконы внезапно прояснился, и лики на ней проступили яркими красками. Слезы радости и восторга потекли из моих очей, и сердце пронзил какой-то благодатный луч. Торжество было великое», - вспоминал митрополит Иоанн (Снычев). [12]
Крестный ход длился 24 дня. В архиве митрополита Мануила сохранился анонимный дневник участницы этого крестного хода. [13]
Ее ежедневные записи свидетельствуют не столько о чудесах и исцелениях от Табынской иконы, которые по простодушному уверению женщины она не успевала записывать, сколько о главном чуде, выявившемся в крестном ходе – свидетельстве живой веры в народе, в котором вера в Бога на протяжении 30 лет безбожной власти всячески истреблялась.
Почти в каждом селе местные жители выходили навстречу паломникам с иконами, чудом спасенными из разоренных храмов, усыпали дорогу цветами, всюду служились молебны перед Табынской иконой, а участников крестного хода принимали как дорогих гостей.
Русские, чуваши, мордва, а то и татары радостно встречали икону. И на протяжении всего пути не раз звучали слова: «Пасха! Это вторая Пасха!». Такова была радость пасхального Воскресения после 30 лет духовного гнета.
Крестный ход стал победоносным шествием, торжеством православия.
Такие же крестные ходы в это время шли из Уфы и Стерлитамака. Мне рассказывала К.Н. Моисеева, шедшая из Уфы крестным ходом вместе с преподобным отцом Моисеем (Чигвинцевым): «Мне было тогда 13 лет и у меня сильно болели ноги. Ревматизм […]. Мама мне говорит: «Клавдя, тетя Лиза собирается идти в Табынск [с крестным ходом], иди с ней, может, ноги перестанут болеть». И я пошла. Голодные годы были. Мне мама даже узелочек с едой с собой не завернула, шестеро детей, нечего было давать….
Пришли мы к Сергиевскому собору. Народу много! И отец Моисей – худенький, быстрый такой…
Пошли. Всю дорогу молитвы пели и иконы несли. Везде местные нас встречали очень хорошо. Там чувашские поселения, чуваши – очень добрые, боголюбивые. И хотя они жили бедно, в каждом селении нас встречали – и кто картошки, кто луку в фартуке, в подоле несли, кто квасу – и нас кормили. Бог нас кормил. Как я дошла, не знаю, я ничего не чувствовала, шла и шла. Помню только, как мы всю дорогу молитвы пели и отец Моисей с нами шел […..]. И Бог дал мне исцеление. Больше ноги у меня не болели». [14]
Все 3 крестных хода – из Оренбурга, Уфы и Стерлитамака – встретились на Святых Ключах. У закрытой часовни под открытым небом служил архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Иоанн (Братолюбов) со множеством духовенства. Владыка Мануил не мог оставить Чкалов.
Схиархимандрит Серафим (Томин) вспоминал: «Я тогда был иеродиаконом и участвовал в этом крестном ходе, там, на Святых Ключах, наверно, миллион человек был. Служба шла всю ночь: всенощная, литургия… по всей горе свечи горели. Такое торжество было! Пели три хора монашеских - уфимские монахини пели, эннадские матушки, стерлитамакские и оренбургские… Я умру, больше не услышу такого пения! Один хор пропоет – другие начнут, один хор лучше другого». [15] Многие из этих монахинь по 10 лет провели в лагерях за веру.
«Они воспевали Богородицу так умиленно, что молчали даже птицы.
А когда особым распевом все множество людей пело «Радуйся Невеста Неневестная», то слезы у людей рекой лились из глаз». [16]
Те же слезы радости исстрадавшихся человеческих сердец во время молитвы перед чудотворной иконой много раз упоминаются и в дневнике оренбургской участницы крестного хода.
И только одно расхождение в описании ночной службы на Святых Ключах у нее со схиархимандритом Серафимом (Томиным). Она писала, что пели не три, а два хора, а в примечаниях к публикации «Дневника»… А.А. Савин еще уточнил: «Один хор – монашеский хор из Уфы, и хор из с. Усолье [17]». Оренбуржцы не упомянули пения оренбургских монахинь.
Дневник заканчивался горячей благодарностью верующих владыке Мануилу и всем, кто потрудился над его разрешением и организацией.
Но они дорого заплатили за это.
Власти не ожидали такого подъема религиозных чувств верующих во время крестного хода и явно выразили недовольство действиями владыки Мануила. Он понимал, что надо ждать неминуемого ареста, что и произошло в 1948 году, крестный ход стал одной из его причин.
Чувствуя, что он скоро должен быть арестован, владыка Мануил читал молитву задержания для того, чтобы окончить хоть некоторые труды по агиологии, он торопился с организацией епархиального съезда духовенства и работал над редактурой акафиста Табынской иконе.
«Эта радость иметь свой акафист сгладила во многом скорбь от неразрешения крестного хода с нашей чудотворной святыней» – записывал он в дневнике 22.VI.1948 г. [18]
Митрополит Иоанн (Снычев) вспоминал: «Епископ Мануил очень чтил этот образ и мечтал иметь специальный акафист, но для него не было составителя.
Как-то Владыка отбыл обозревать свою епархию, а я по разным причинам остался дома. И вдруг в это самое время у меня появилось непреодолимое желание написать акафист Богородице. Я взял оставленную старцем книгу описания истории Табынской иконы Богоматери, прочитал внимательно, помолился и приступил к составлению.
Дело шло хорошо и быстро. К вечеру следующего дня акафист был уже отпечатан на машинке. Я аккуратно обернул его чистой белой бумагой и написал нежными тонами «дар неба». Сам ликовал от радости, что исполнил давнишнее желание старца, но возникал вопрос: примет ли мой скромный дар Царица Небесная?» [19]
Он написал эти слова с простотой юного Романа Сладкопевца.
И в дневнике владыки Мануила мы читаем запись от 02.VI.1948 г.: «Отец Иоанн просит узнать у Б.М., приняла ли она его акафист или отвергает?» [20]
Современные Береславские и иже с ними, беседуя в духовной прелести с Богородицей, получают от нее на свои вопросы подробнейшие ответы.
Здесь после вопрошания старца – благоговейная тишина и следующая запись от того же дня: «Теперь можно умирать спокойно. Основное сделано».
Но этой записи предшествовали месяцы его трудов по редактуре акафиста, переписка со специалистами в этой области. Он работал над редактурой акафиста так много, что у А.А. Савина, бывшего у него епархиальным секретарем, сложилось впечатление, что Владыка сам его и написал. [21]
В дневнике владыки Мануила не раз попадаются упоминания о его работе над акафистом – даже во дни болезней:
«17.V.1948 г. Медногорск. Весь день пролежал на кровати в квартире отца настоятеля. Но зато исправил акафист Табынской иконе Божией Матери. Сегодня вечером выезжаю домой.
02.VI.1948 г. Рассмотрение и исправление редакции акафиста Табынск…»
Вот черновик его ответного письма владыке Варфоломею Новосибирскому:
«Ваше Высокопреосвященство! Святый Владыко!
Ваше письмо от 16 июля получил. Благодарю Вас за то внимание, которое Вы уделили рассмотрению акафиста Божией Матери в чести Чудотворной Ее иконы Табынской.
Святейшему Патриарху акафист мной послан. Очень прошу Вас прислать все Ваши исправления и замечания. Они очень интересуют меня, а также и тех, кто потрудился над составлением акафиста, ведь все мы желаем только одного – прославить столь дорогую нашему краю." 30.VII.1948 г.
Запись от 01.VII.1948 г.: «Акафисты Табынской иконе разослал Святейшему Патриарху, владыке Уфимскому Иоанну и по всем точкам епархии, которые имеют Табынскую икону».
И от того же 01.VII.1948 г.: «Вечер. Всенощная перед нашей местной Святыней – Табынской иконой прошла хорошо. Впервые стены храма огласились пением нового ей напева: «Радуйся, Похвало Табынская и всего мира надежда и утешение».
Запись от 02.VII.1948 г.: «Теперь можно умирать спокойно».
Но через три дня в дневнике появилась новая запись:
05.VII.1948 г.: «Я задумал составить сборник под заглавием «Табынская святыня…»
Как всегда, этот труд соборен.
01.VII.1948 г. «3 рыбки (так он называл некоторых из своих чад - ИЕ) написали по разным печатным источникам новую «Историю чудотворной иконы Божией Матери Табынской и отпечатали [неразб.] 33 страницы. Написано для интеллигенции прекрасным русским языком. Надо бы все собрать в сборник под заглавием «Табынская святыня».
И подробный план сборника:
«Табынская святыня»
1. История Табынской иконы.
2. Составление ей акафиста.
3. Акафист.
4. К источнику живой воды (дневник паломницы – ИЕ).
5. По стопам Богоматери.
6. Описание праздника в честь оренбургской ея иконы 14 июля в Чкалове (завещание архиепископа Мануила об ее 3х дневном праздновании).
7. Табынская святыня в Орске. Письмо в Орск архиепископа Мануила, описание праздника ея 1-4.VII.
8. Судьба Табынской святыни (унос в 1919 г. ея Дутовым).
Табынская икона в Харбине (церковь в честь ея).
Табынская икона в Пекине (подворье-церковь в честь ея).
Хлопоты Чкаловского архиерея о возвращении ея в Чкалов». [22]
Я не знаю, сохранились ли материалы этого сборника – кроме дневника паломницы – в архиве митрополита Мануила, я делала эти выписки в 1995 году с разрозненных листков, хранившихся в самарском Иверском монастыре вместе с картотекой архиереев митрополита Мануила. Тогда мне сказали, что большую часть архива увезли в Москву, а часть архива находится в частных руках. Но даже эти наметки плана сборника позволяют понять, насколько тесно переплелась судьба Табынской святыни с судьбой опального чкаловского архиерея и «сколько любви проявил святитель к прославлению чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Табынской». [23]
Но обратимся к последним событиям чкаловского периода, связанным с Табынской иконой.
Запись в дневнике митрополита Мануила от 22.VI.1948 г.:
«После напутственного молебна с впервые прочитанным акафистом нашей Табынской иконе 39 человек пошли по обещанию в Табынские ключи. На дорогу им дали рукописный акафист Табынской иконе»…
«25.VII.1948 г. Вечер. Безотчетная тоска, словно должно совершиться что-то нехорошее. Богомоление в Табынь сорвано, помятый акафист Таб. какой-то женщиной возвращен мне. Богомольцы задержаны и опрошены в Октябрьском районе.
Областной уполномоченный ночью вызывал меня к себе, но я не поехал, а вчера меня на машине доставили к нему, и мой милый мальчик о. Иоанн сегодня на заре уехал догонять богомольцев, чтобы разъяснить им, на каких основаниях им разрешается следовать в Табынь. Как справится он с задачей?»
Отец Иоанн (Снычев), только несколько месяцев назад рукоположенный им в иеромонахи, справился, дар убеждения и организаторские способности были у него всегда. Но юношеский максимализм негодовал в нем из-за того, что они сами должны были препятствовать крестному ходу.
Впоследствии он вспоминал, что «когда отменили торжественное шествие в Табынь, некоторые богомольцы решили частным путем совершать паломничество и их благословили идти по 2-3-4 человека…» [24]. «Было строго запрещено делать какие-либо манифестации и идти не всем вместе… Но паломники, вопреки наказу Владыки смастерили из веток большой венок и вставили в него небольшую 12х18 см Табынскую икону Божией Матери, и в такой вот торжественной обстановке понесли Ее в Табынь». [25] Люди из разных местностей выходили им навстречу и увеличивали число шествующих.
Уполномоченный страшно возмутился, и все неприятности вылились на владыку Мануила.
Пришлось нам с Ваней Бабынским догонять паломников…
Не знаю, что случилось со мною, но в моем сердце появилось негодование и противоречие советам старца…
Возникали сомнения, не уйти ли мне от Владыки», - писал он впоследствии с покаянием в своих воспоминаниях о митрополите Мануиле. [26] Ученик отказывался от своего старца, ученик, ставший своему духовному учителю сомолитвенником, другом, утешителем, сотаинником и соратником, становился самым строгим его судией и осуждал его.
Запись в дневнике м Мануила от 10.VIII.1948 г.:
«Я стал в настоящее время бояться моего юного отца Иоанна. Он смело высказывает мне (неразб.), что враг использует его во враждебных против меня помыслах, недовольстве и критике моих распоряжений и т.д. »
А тучи неумолимо сгущались над святителем. Уполномоченный обвинил Владыку в нарушении закона и собирался позвонить в Москву в Совет по делам религий.
«Владыка неожиданно наградил набедренником своего келейника, иеромонаха Иоанна.
И когда келейник спросил его, почему он так поступил, Владыка ответил: «… мое сердце чувствует, что я скоро должен быть арестован. И я радуюсь, что я сумел до этого дня наградить тебя». [27]
4 сентября 1948 года он был лишен свободы и осужден на 10 лет пребывания в Потемских лагерях, где недалеко подвизался столь чтимый им Серафим Саровский…
И в тяжелейших условиях лагеря и духовного одиночества на седьмом году заключения, когда чувство богооставленности охватило его, он называл это состояние болезнью УТРО (уныние + тоска + ропот + отчаяние) – Богородица явилась ему, в черном, молчащая, скорбная, как являлась она людям на Святых Ключах у поруганной Табынской часовни [28], и для него начался период духовного обновления, покаяния за всю жизнь, когда, вспоминая свои грехопадения и ошибки и все милости Божии, явленные ему в жизни, он обрел силы и мужество жить и дальше по воле Божией, не сходя с тесного пути новых испытаний, страданий и скорбей… «И за все это я бесконечно благодарю РОДИМУЮ», - писал он. [29]
С юности он называл Божию Матерь в молитвах родной, «родимой матушкой», иногда с тревогой спрашивая себя: «Не фамильярность ли это?... Но почему-то совесть не укоряет меня в этом…», - дневник митрополита Мануила от 21.II.1956 г.
И то же чувство горячей сыновней любви к Божией Матери было у юного Иоанна (Снычева). Еще в 1944 году под Уфой, в Алкинских лагерях, в труднейшую пору жизни, когда его, новобранца, пытались определить в уклоняющиеся от фронта со всеми вытекающими отсюда последствиями или же в умалишенные из-за веры в Бога, - он пережил мистическую встречу с Божией Матерью. Она явилась ему во сне и строго сказала врачам: «А его вы мне отпустите».
Через четыре года был написан акафист Табынской иконе Божией Матери. Откуда «этот скорбно-торжественный язык, этот высокий, но в то же время понятный каждому слог <…>. Этот горний слог вдруг проснулся в человеке, который в юности вынужден был оставить – из-за неуспеваемости по русскому языку! – не филологический факультет университета, а индустриальный техникум»? – размышляет писатель Михаил Чванов. – Разве это не голос свыше? Не иначе, что Слово святителя Иоанна – Ее слово». [30]
После ареста владыки Мануила акафист благословил митрополит Нестор (Анисимов), вернувшийся из Харбина, где он служил не раз у чудотворной Табынской иконы, и который был – по свидетельству схиархимандрита Серафима (Томина) – среди лиц, сопровождавших святыню в Харбин.
«Но правящий тогда патриарх Алексий не утвердил этого акафиста для служебного пользования. Автору через архиерея был задан вопрос : «Почему Вы написали «Всего мира Надеждо и Утешение»? Не слишком ли? На что замахнулись: всего мира… Табынская относится к местночтимым иконам…» На что будущий святитель, смиренный иеромонах Иоанн, ничего не объясняя, неожиданно твердо ответил : «Так надо!»
<…>Неужели он уже тогда, будучи молодым иеромонахом, видел великое будущее предназначение Табынской иконы Божией Матери? – спрашивает Михаил Чванов. [31]
Идут поиски Табынской иконы – и сведения о ней поступали из Австралии, Южной Америки, Китая, Швейцарии, Польши, Франции…
Вернется ли святыня в свой край, как мечтал митрополит Мануил (Лемешевский)?
В его архиве хранилась запись «Встреча Табынской [иконы] Божией Матери [принесенной] из молитвенного дома в Никольский собор 19.09.1947», (записано со слов одной рабы Божией).
«Я знала, что должны будут принести нашу чудотворную икону Божией Матери – очень волновалась, чтобы не опоздать, иду по улице – еще далеко до церкви, а уже радостно «глаголят» колокола – вестники, что Царица Матушка наша идет. Насколько быстро только могла, добежала до церкви<…>. Толпится народ, слышится пение… и вот… в калитке показалась икона Божией Матери наша Табынская. Яркое солнышко осветило ее всю, вся в цветах, с развевающейся белой материей<…>. Со страхом взглянула я на икону, весь лик видала я грешная. Эти глаза, печальные, тоскующие о неправде, грехах и тягостях мирских – которые как бы говорят: не греши, живи праведно. <…
Началось Всенощное бдение. Какое же странное чувство сжимало мне грудь. Многие плакали, и я плакала от умиления, радости и непонятного чувства. <…>Я как бы была подхвачена волною. Невидимыми нитями связаны молящиеся с Владыкой и духовенством. Ощущаешь, что молится жарко народ…<…>
Благодарю Тебя, Царица Небесная, за радость».
И та же радость покаяния звучит в благодарственной молитве Акафиста Табынской иконе Божией Матери. [32]
О Пресвятая Владычице Богородице, Мати Господа нашего Иисуса Христа, непрестанная о нас пред Богом молитвеннице и ходатаице! О Мати наша преблагая, всех нас при кресте Сына Твоего усыновившая! Благодарим Тя, безчисленныя блага молитвою Своею нам испросившая! Благодарим Тя, множество икон Твоих чудотворных стране нашей даровавшая! Благодарим Тя, дивную икону Табынскую в годину скорбей краю Уральскому пославшая, на камени велием икону Свою нам явившая. Молим Тя, окамененныя сердца наша росою молитв Твоих умягчи. Милость Свою нам показавшая у источника воднаго, идеже болезни наша телесныя исцеляются, даруй нам потоки скорбных слез и очисти ими тину грехов наших. У источника сланого, иконою Твоею благодарение месту сему показавшая, помози нам слово Господа, Сына Твоего, исполнити и солию земли быти. Лик Свой темный нам грешным, омраченным грехом, явившая, просвети тьму нашу душевную, освяти пути жизни нашея и приведи нас к тихому пристанищу в вечныя обители, уготованные Господом для любящих Его.
Аминь.
Митрополит Иоанн (Снычев) который в молодости составил акафист Табынской иконе Божией Матери, глубоко почитал эту святыню всю свою жизнь. Рассказывали, как он радовался Табынской святой воде, которую ему привозили в подарок из наших мест.
Годы, проведённые рядом с владыкой Мануилом (Лемешевским), не прошли для него даром. Интерес к церковной истории стал делом его жизни. "Взяв за основу материалы богатейшего архива митрополита Мануила, викарий Куйбышевской епархии епископ Иоанн (Снычев) в 1966 г. в Московской духовной академии защищает магистерскую диссертацию «Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов ХХ столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие, их особенности и история».
В 1988 г. архиепископ Куйбышевский и Сызранский Иоанн удостоен степени доктора церковной истории за совокупность богословских и церковно-исторических трудов и за прочтение в Ленинградской духовной академии курса из 4-х лекций по истории Русской Православной Церкви 1920-х годов.
К историческим сочинениям митрополита Иоанна следует отнести биографический очерк о митрополите Мануиле (Лемешевском), изданный в Петербурге в 1993 году и ряд других сочинений. Под редакцией митрополита Иоанна в 1994 г. вышли "Очерки истории Санкт-Петербургской епархии", - написал в юбилейной статье о нем Роман Катаев.
Святители митрополит Мануил (Лемешевский) и митрополит Иоанн (Снычев) внесли большой вклад в историю Русской православной церкви. И в почитание Табынской иконы Божией Матери в трудные годы советской власти.
Литература
1. Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 265.
2. Там же. С. 154-155.
3.Там же. С. 145.
4. Там же. С. 316.
5. «Мы были друзьями»: Воспоминания об А.А. Савине схиархимандрита Серафима (Томина) // Лампада, 2006, №2. С. 21.
6. Табынская икона Божией Матери и крестный ход из с. Табынского в г. Оренбург и другие места Оренбургской епархии / Сост. Н. Модестов. Оренбург, 1914. С. 46.
7. Сергеев В., прот. История Табынской иконы Божией Матери. Уфа, 2004. С. 71-72.
8. К источнику воды живой / Примечания А.А. Савина // Духовный собеседник, 1997, №2. С. 32.
9.Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 232.
10.«Поминайте наставников Ваших». Воспоминания духовных чад. Спб, 1997. С. 56.
11. Подвижники Самарской земли. Самара, 1995. С. 12 .Поминайте наставников Ваших». Воспоминания духовных чад. Спб, 1997. С. 56.
13. К источнику воды живой // Духовный собеседник, 1997, №2-3; 13. Уфимские епархиальные ведомости, 1998, №5-9.
14. Рассказ К.Н. Моисеевой, записанный И.Н. Ентальцевой, Уфа,16.04.2007.
15. Аудиозапись рассказа схиархимандрита Серафима (Томина), 20.08.1995.
16. Акафист Пресвятой Богородице явления ради чудотворные Ея иконы «Табынския». Уфа, 2002, С. 24.
17. К источнику воды живой // Духовный собеседник, 1997, №2. С. 32.
18. Мануил (Лемешевский), митр. М.М. Дневник. Рукопись. Разрозненные листы без нумерации. Архив Самарского Иверского монастыря.
19. Поминайте наставников Ваших». Воспоминания духовных чад. Спб, 1997. С. 68.
20. М.М. Дневник. Рукопись. Разрозненные листы без нумерации.
21.Беседа с А.А. Савиным 05.09.1995. Самара. Запись И.Н. Ентальцевой.
22. ММ. Дневник. Рукопись. Разрозненные листы без нумерации.
23. Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 232.
24.«Поминайте наставников Ваших». Воспоминания духовных чад. Спб, 1997. С. 68.
25. Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 241.
26.«Поминайте наставников Ваших». Воспоминания духовных чад. Спб, 1997. С. 68-69.
27. Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 241.
28. Табынская икона Божией Матери. Уфа, 2007. С. 70.
29. Иоанн (Снычев), митр. Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997. С. 250-251.
30. Чванов М.А. «…Всего мира Надеждо и Утешение». Уфа, 2007. С. 85, 89.
31. Там же. С. 106
32. Акафист Пресвятой Богородице явления ради чудотворные Ея иконы «Табынския». Уфа, 2002, С. 14.
33. Катаев Роман. Митрополит Иоанн (Снычев) как церковный историк https://spbda.ru/publications/roman-kataev-mitropolit-ioann-snychev-kak-cerkovnyy-istorik-ko-dnyu-pamyati-mitropolita-sankt-peterburgskogo-i-ladojskogo-ioanna-snycheva
--
|
