Протоиерей Сергий Четвериков "Подъем духовной жизни в русском обществе и в русском народе в XVIII и XIX веках". |
| 20.03.2010 г. |
|
О вере во Христа По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II Одновременно с широким распространением в высших образованных классах западной светскости и безбожия, а также нездорового западно-европейского мистицизма (откуда же было взяться там здравому мистицизму?), у нас усиливается в противовес им и здоровое течение духовной жизни, как в высших, так и в низших слоях русского общества, имеющее свои корни в православных традициях русской религиозной жизни, восходящих к преданиям славянских стран, Афона и Византии. Эти два течения вступают в борьбу между собой, и победа оказывается то на той, то на другой стороне. В этом сказывается инстинктивный протест здорового русского религиозного духа против нездорового увлечения западно-европейским рационализмом и материализмом, а также мистицизмом. Святыня православия не перестала господствовать в сознании и в духе коренной массы русского православного народа. Во многих местах не перестали проявляться обнаружения русского православного чувства. С любовью, торжественно совершались многочисленные и многолюдные Крестные ходы с особенно чтимыми чудотворными святыми иконами Божией Матери - Казанской, Владимирской, Тихвинской, Калужской, Горбаневской, Смоленской, Коренной-Курской и др. Монастыри не оскудевали мудрыми старцами и усердными молитвенниками, подвижниками и подвижницами, какими были преп. Серафим Саровский, Парфений Киевский, Амвросий Оптинский, святитель Иоасаф Белогородский, Тихон Задонский, Феодосии Черниговский, Митрофан Воронежский и др. Сотни и тысячи мирян - мужчин и женщин приходили к ним, прося благословения и молитвы, наставления и утешения, исповедуя перед ними грехи свои. Конечно, все это были проявления индивидуального, единоличного, религиозного чувства и духа, но они охватывали души тысяч людей. Церковь как единое целое потеряла возможность и свободу соборного голоса и молчала, не могла авторитетно высказать своего руководящего слова, осудить темные явления жизни и благословить светлые и радостные. Как на одно из особенных замечательных явлений религиозной жизни русского народа в XVIII, а затем и в XIX веках, нельзя не указать на духовное движение в русских монастырях и в русском народе (во всех его слоях), созданное знаменитым молдавским старцем, уроженцем Полтавы, настоятелем Нямецкого монастыря в Молдавии, архимандритом Паисием Величковским. Сын полтавского протоиерея, настоятеля Полтавского Собора, воспитанник Киевской Духовной академии, он в ранней юности покинул Академию и родину, предался странствованию сперва по украинским монастырям, потом по монастырям и скитам молдавским и, наконец, ушел в Афон, где и положил начало собственному братству. С этим братством он перешел потом в Молдавию, где утвердился окончательно в древнем Нямецком Вознесенском монастыре XV века. В монашестве его особенно привлекала к себе внутренняя сторона, внутренний подвиг духовного делания, подвиг молитвы и борьбы с помыслами. Знакомясь с этим внутренним подвигом "умного делания", он перечитал древнюю, христианскую аскетическую литературу, перевел ее на общедоступный язык и стал учить своих учеников "умному деланию". Необходимым условием успешности этого подвига он считал прохождение его под руководством опытного наставника. Пройдя многолетним подвигом "путь" такого делания, проверяя и направляя себя руководством опытных наставников, Паисий, стоя во главе знаменитой Нямецкой Лавры, имея вокруг себя до тысячи преданных учеников, в том числе очень многих выходцев из России, старец занялся переводом на русский язык с греческого трудов древних греческих подвижников, так называемого "Добротолюбия". Старый, больной, слабый, но бодрый духом, он завершал свой труд, лежа в постели, обложенный грамматиками, словарями и сочинениями переводимого автора. Его труды в рукописных списках получили широкое распространение в русских монастырях, где они изучались и переписывались. Большой комплекс его переводов оказался в одном из монастырей Калужской епархии - знаменитой впоследствии Оптиной Пустыни. Сам архимандрит скончался в 1796 году и похоронен в главном Вознесенском храме Нямецкого монастыря, в Молдавии. От старца Паисия, от его литературных трудов и от его духовного подвига началось широкое духовное движение во многих русских монастырях и в русском православном народе всех классов, как высших, так и низших, как образованных, так и необразованных. Паисиевское движение XVIII и XIX веков явилось протестом русской верующей души против религиозного опустошения, шедшего к нам с Запада под обаятельным видом просвещения, возглавляемого громкими именами Вольтера, Руссо и других западных просветителей. И хотя этот протест русской православной верующей души не принял никакой организованной формы всенародной церковной борьбы с неверием (да и не мог принять за отсутствием у нас организованной церковной соборности) и совершался без определенного плана усилиями не Церкви, а отдельных лиц, все же он не остался бесплодным и не потерял своего значения для русского общества и народа, как в XVIII, так еще более в XIX столетиях, когда переводы старца Паисия были изданы Оптиной Пустынью. Паисиевская литература и все его движение явилось протестом не только против рационалистического безбожия, известного у нас в то время под именем вольтерианства, но и против нездорового ложномистического и пиетистического, хлыстовского и скопческого движения конца XVIII и начала XIX веков, которое в те годы многих привлекало к себе, как противовес атеистической пустоты вольтерианства. Паисиевское движение было больше значимо и тем более ценно, что оно имело свои корни в родных и близких русскому сердцу Афонских и Византийских традициях преп. Нила Сорского, преп. Максима Грека и их учеников. В предпринятом Оптиной Пустынью издании трудов старца Паисия и древних православных подвижников приняли живое участие выдающиеся иерархи Церкви и русские ученые. Митрополит Филарет Московский даже сам просматривал печатаемый текст и делал поправки. Митрополит Киевский с любовью следил за изданием и давал руководящие указания. Непосредственное участие в трудах издательства принимали профессора Московской Духовной академии, прот. Голубинский, профессор Московского университета Шевырев, а также известные литературные деятели - братья Киреевские, имение которых находилось по соседству с Оптиной Пустынью. В их деревенском доме и положено было начало издательству: приехал к ним из Оптиной Пустыни старец иеросхимонах Макарий и, помолившись в их доме, написал предисловие к книге преп. Исаака Сирина. С началом этого издательства в 40-х годах XIX столетия и с развитием в Оптиной Пустыни "Старчества" по преданию и заветам старца архим. Паисия, с появлением в Оптиной Пустыни трех ее знаменитых старцев - иеросхимонаха Льва (Леонида), иеросхимонаха Макария, иеросхимонаха Амвросия (изображенного Достоевским в "Братьях Карамазовых" под именем старца Зосимы), знаменитых оптинских настоятелей, архимандритов Моисея и Исаакия, сама Оптина Пустынь получила широкую известность. Со всех сторон потянулись к ней люди разного общественного положения, от простых крестьян и крестьянок до знаменитых писателей и ученых, желавших повидать старцев, получить их благословение и услышать их мудрое слово, растворенное лаской и шуткой. Оптина Пустынь на десятки лет стала средоточием широкого православного духовного движения. И это имело огромное воспитательное значение в деле воцерковления наших образованных классов и их сближения с традициями Русской Православной Церкви. В Оптину съезжались и профессора высших учебных заведений, и наши известнейшие писатели, философы и публицисты - Н. В. Гоголь, братья Киреевские, проф. Шевырев, Аксаковы, гр. Алексей Толстой, гр. Л. Н. Толстой, В. С. Соловьев, Ф. М. Достоевский, вел. кн. Константин Константинович, В. В. Розанов, митрополит Иоанникий и многие другие известные духовные и светские писатели, простые люди. Под влиянием оптинских старцев оживилась, приняла новый характер, широко развилась жизнь и деятельность женских монастырей, руководимых старцами. Старец Макарий, как и Леонид, был духовником многих женских монастырей. Под руководством старца Амвросия возникла и возросла знаменитая Шамординская Казанская женская обитель, в которой он и скончался в 1891 году. Устроительницей и первой настоятельницей обители была известная своими трудами и подвигами схимонахиня София (из известного рода Болотовых), брат которой отец Даниил был иеромонахом Оптиной Пустыни. Он был известен как иконописец. При игумений Софии в Шамордине возникли приют и школа для девочек, больница и богадельня для престарелых, больных и слабых, иконописная мастерская, золотарня и типография для печатания листков и книг духовного содержания, находившаяся в заведывании и под руководством одной из сестер с университетским образованием. В те же приблизительно годы возник в западном крае известный Лесненский женский монастырь под управлением игумений Екатерины (графини Ефимовской) с таким же молитвенно-просветительным характером, как и Шамордино, а в Москве возникла обитель великой княгини Елизаветы Федоровны. Большой известностью пользовался в Москве, среди университетской интеллигенции духовник Гефсиманского скита Троице-Сергиевской Лавры игумен Герман, а среди лаврских богомольцев - духовник Черниговского скита, старец Варнава, напоминавший своим характером оптинского старца Амвросия. В Москве был широко известен протоиерей отец Валентин Амфитеатров, по мнению многих - второй отец Иоанн Кронштадский. А что же сказать о самом отце Иоанне, слава которого как молитвенника и чудотворца проникла даже за пределы Русской земли. Да что говорить об отце Иоанне, когда и иеросхимонах Оптиной Пустыни отец Амвросий вел переписку с инославными по разным волновавшим их вопросам духовной жизни. О самом отце Иоанне Кронштадском мы могли бы много рассказать по своим личным воспоминаниям, но едва ли есть в этом нужда, так хорошо он всем известен и без наших воспоминаний, хотя я ему обязан и благословением на брак, и благословением на священство. Так расцветала и ширилась духовная христианская жизнь нашей Родины в конце XIX и начале XX столетий. Здесь, кстати, уместно будет рассказать и о замечательном опыте Православного трудового крестовоздвиженского братства, основанного помещиком Черниговской губернии, Глуховского уезда Николаем Николаевичем Неплюевым в его имении, недалеко от местечка Янполь, на хуторе Воздвиженском. Этот опыт настолько интересен, и я сам, автор этих строк, так близко стоял к нему, что не могу не рассказать о нем подробнее. Николай Николаевич Неплюев был единственным сыном богатого землевладельца и губернского предводителя дворянства Черниговской губернии, Николая Ивановича Неплюева. Отец предназначал ему дипломатическую карьеру. Но судьба решила вопрос иначе. Окончив университет, Н. Н. Неплюев некоторое время служил в одном из наших маленьких посольств в Германии. Светская жизнь и дипломатическая карьера не привлекали его. Однажды, возвратившись домой с придворного бала в особенно угнетенном состоянии духа, Неплюев заснул тяжелым сном. И вот, ему снится, будто он находится в своем Черниговском имении, из которого он был увезен полугодовалым ребенком и с тех пор в него не возвращался; сидит в крестьянской хате, в толпе крестьянских мальчиков и читает им Евангелие. В окне он видит местную приходскую церковь и священника, идущего от церкви к его избе. Этот сон привел его в светлое, радостное настроение и повторялся совершенно одинаково три ночи подряд. Неплюев понял этот сон как Божие указание своей дальнейшей судьбы и деятельности, решил бросить дипломатическую службу, переехать на жительство в деревню и заняться, по примеру С. А. Рачинского, христианским воспитанием крестьянских ребят. Отец не противился его намерению. Неплюев приехал в Черниговское имение, Янполь, где у него был собственный барский дом, нанял в селе крестьянскую избу, стал собирать там крестьянских ребят-мальчиков и рассказывать им евангельскую историю, дела, притчи и чудеса Господа. Он собирал ребят и в своем барском доме, занимал их музыкой и рассказывал о своей жизни за границей, о своих путешествиях, а также о России. Своим евангельским беседам с детьми он сразу придал практический характер: это были не простые пересказы евангельской истории, а уроки практической христианской жизни. Все беседы направлялись к главной цели - каким должен быть христианин и какова должна быть его христианская жизнь. Из тех мальчиков, которые понимали его и готовы были жить по евангельским заповедям, он образовал два кружка - младший и старший: младшие были распределены между старшими, которые сделались ближайшими помощниками Неплюева по воспитанию младших, воспитываясь при этом и сами. У старшего была своя группа младших, ему порученных, с которыми он вел работу под наблюдением и руководством Неплюева. Сам Неплюев вел отдельные беседы с младшими и отдельные беседы со старшими, а также общие беседы с теми и другими, притом не только религиозного характера, но и общеобразовательного. Он много рассказывал им о своих путешествиях по разным местам Европы и о ее достопримечательностях, занимал мальчиков музыкой, приучал их любить и понимать ее, знакомил с русской и иностранной поэзией и прозой. Вместе с мальчиками Неплюев в своем саду на хуторе Воздвиженском насыпал земляную горку в память любимого поэта А. С. Хомякова, многие стихотворения которого он переложил на музыку, и их пела одна из его сестер, получившая специальное музыкальное образование. Из более или менее шумного Янполя Неплюев переселился в уединенный Воздвиженский хутор, где и положил основание двум специальным сельскохозяйственным школам - для мальчиков и для девочек. Преподавателями в школе сначала были приглашенные со стороны специалисты, а потом собственные воспитанники, выдержавшие специальные экзамены в казенных школах. К Николаю Николаевичу переехала на постоянное жительство одна из его сестер, которая и приняла на себя заведывание женской школой. Тогда же была выстроена на хуторе церковь во имя Воздвижения Честного Креста Господня, и мне, автору настоящих строк, пришлось быть первым настоятелем и законоучителем обеих школ, куда меня направил, по окончании мной Московской Духовной академии, ректор - архимандрит Антоний Храповицкий. Когда я, по окончании курса, приехал в Чернигов принимать священство, то некоторые старики-священники, узнав куда я назначаюсь, качали головами и вздыхая говорили: "Боже мой, Боже мой", но я не придавал этим вздохам никакого значения. С течением времени и преподавательские должности в школах, и хозяйственные должности по хутору стали замещаться оканчивающими школу воспитанниками и воспитанницами, из которых составилось оффициально утвержденное Трудовое крестовоздвиженское братство, устав которого был утвержден соответствующими властями, как духовными, так и гражданскими. Братство было принято под Высочайшее покровительство государыни императрицы Александры Федоровны. Во главе Братства стояла Дума, возглавляемая Неплюевым. Члены Думы в парадных случаях надевали на себя небольшие серебряные крестики на серебряных цепочках, а сам Неплюев - золотой крестик с бриллиантовой звездочкой в центре. Шли разговоры, что вся земля Крестовоздвиженского хутора (который был около 6000 десятин) отойдет в собственность Трудового братства. Идея Неплюева и ее осуществление стали широко известны в русском обществе и за границей и многих заинтересовали; отовсюду приезжали знакомиться с его опытом. В печати появлялись разнообразные отзывы о нем, как благоприятные, так и отрицательные. Известный молодежный писатель проф. Н. П. Вагнер напечатал о нем восторженный отзыв, если не ошибаюсь в журнале "Неделя", под заглавием "Оазис в пустыне". Сотрудник "Нового времени" Меньшиков, наоборот, дал о нем в своей газете крайне резкий отрицательный отзыв. Интересовались делом Неплюева и сектанты, но их отталкивал его церковный характер. По некоторым вопросам произошло расхождение и между нами, и я предпочел уйти в обычный церковный приход, а потом, по слабости здоровья, на законоучительство в среднюю школу. Братство пережило революцию, и его представители участвовали во Всероссийском Церковном Соборе 1917 года. С приходом к власти Советов Братство было закрыто правительством за ненадобностью, в виду его несоответствия идеологии большевизма. Мы рассказали об опыте Неплюева как об интересной попытке христианизации русской общественности на лоне православия, как о практическом разрешении вопроса о православно-христианской общественности. Самому же Н. Н. Неплюеву как искреннему и самоотверженному христианскому работнику в лоне Православной Церкви, да будет вечная благодарная память. Все вышеизложенное написано нами на основании личного знакомства с Н. Н. Неплюевым и непосредственного участия в его работе. * * * Во второй половине XIX века широкую издательскую деятельность предприняла Троице-Сергиевская Лавра в лице своего энергичного казначея, архимандрита Никона, в миллионах экземпляров распространившего по всей России свои знаменитые "Троицкие листки" и более крупные издания. Его примеру в менее широких масштабах следовали другие издательства, например, фирма Тузова, редакция "Русского паломника", редакция "Душеполезного чтения", редакция "Кормчего" и т.д. Обращала на себя внимание издательская деятельность (научно-богословская) Михаила Александровича Новосела и его друзей. Журналы "Русский паломник", "Кормчий", "Душеполезное чтение", академические журналы, харьковский журнал "Вера и разум", "Отдых христианина" и проч. имели свой круг читателей. Но вся эта литературно-просветительная работа русских монастырей, духовных академий и семинарий, отдельных лиц и частных фирм была лишь проявлением частной инициативы, и это было, конечно, очень ценно, но это не был авторитетный голос Всероссийской Церкви, в ее соборном обнаружении. Всероссийская Церковь как единое целое себя не проявляла и не имела возможности себя проявить за отсутствием церковных соборов, а потому не могла с достаточным авторитетом, силой и успехом влиять на русскую общественную жизнь и бороться с темными явлениями и течениями русской церковной, общественной жизни. А таковых было у нас немало и в жизни, и в литературе, и в зрелищах. Русская Церковь как бы боялась, робела, не решалась подняться во весь свой рост и заговорить от имени всего русского верующего народа и его вековых церковных традиций по заветам и преданию святых апостолов и мучеников, Святых Вселенских Соборов и русского церковного прошлого, хотя Синод как приемник Святейшего Патриарха Всероссийского и имел на это полное и бесспорное право; имел власть авторитетно осудить все темные стороны и явления русской церковной и общественной жизни. Синод проявил в этом случае печальное малодушие. * * * Приведенные примеры церковной самодеятельности показывают, что в народном сознании в XIX веке уже все более и более начинало пробуждаться сознательное отношение к своей христианской жизни, к сознательному и правильному ее устроению. Самый рост сектантства, хотя и был уродливым явлением, свидетельствовал о том же. О том же свидетельствовали и такие церковные торжества, привлекавшие десятки и сотни тысяч участников со всех концов православной России, как открытие Святых мощей и прославление памяти святителя Феодосия Черниговского, преп. Серафима Саровского, святителя Иоасафа Белогородского, 500-летие памяти преп. Сергия Радонежского, привлекавшие богомольцев со всех концов Русской земли. Эти торжества естественно пробуждали в умах и сердцах их участников сознание того, какой должна быть наша церковная христианская жизнь. Недостаточно только преклоняться перед святостью праведников и просить их молитв и помощи, но надо и самим по их примеру и завету облагораживать и свою личную, и свою общественную жизнь, изгонять из нее все уродливое - пьянство, порнографические зрелища и подобную литературу. Если в этом деле оказывался бессильным голос отдельных иерархов Церкви или даже самого Святейшего Синода, то надо было прибегнуть к голосу и авторитету Всероссийского Церковного Собора как выразителя всероссийского православного сознания. Не полицейские должны были следить за благообразием нашей литературы и наших зрелищ, а наше собственное всенародное христианское самосознание и чувство. Все это особенно ясно проявилось, когда открылся Всероссийский Церковный Собор 1917 года. В нем почувствовалась та здоровая и могучая народная нравственная сила, которая могла оздоровить и очистить нашу общественную атмосферу от нравственной грязи и порчи. И стало особенно грустно и жалко, что в течение десятилетий и столетий мы пренебрегали и не пользовались этой нравственно оздоровляющей нашу общественность духовной силой. Только такими соборами во всероссийском масштабе и можно было осознавать и преодолевать всякое возникавшее на нашей земле духовное и общественное зло. Очевидно, нам нужно было пройти сквозь предстоявшие нам испытания. Если бы Всероссийские Церковные Соборы, как орган нашего всероссийского христианского самосознания, устраивались у нас постоянно (как им положено быть по правилам Церкви, а не по усмотрению государственной власти), то картина русской общественности приняла бы иной вид: все темные пятна русской общественности были бы перед глазами, и появилась бы возможность организовать во всероссийском масштабе планомерную борьбу с темными явлениями нашей жизни средствами и силами самого верующего общества. И задача, и работа эта остались нерассмотренными и неосуществленными. 1. Этот рассказ мы слышали от самого Н.Н. Неплюева непосредственно Прдолжение следует. |
